– Уничтожить самовольную траншею, которая идет по главной улице, – потребовал Евгений, который до начала совещания слышал чье-то возмущение этой траншеей, поэтому в какой-то степени высказывал не свое, а народное мнение. – Закончить формирование народной дружины. Сочинить гимн Грежина. Объединенного Грежина. Проследить, чтобы там были слова «единый, могучий».
– Не по́няла! – подала голос Ангелина Порток. – Мы в самом деле, что ли, с хохлами объединяемся?
– По их желанию, – ответил Крамаренко.
– Да откуда оно взялось, если ихняя Голова второй день траншеи роет на границе, если людей не пускают ни туда, ни сюда. У меня у родной племянницы вчера сарай сгорел, не в курсе? Так я рассказываю: звонит и – тетя Геля, у меня сарай занялся, то ли пацаны подожгли, то ли еще что, на дом может перекинуться, позвонила в нашу пожарку, а у них машина сломанная, пришли машину, пожалуйста. Я послала – и чего? А ничего! Не пустили к месту бедствия! Слава богу, ведрами сарай потушили, спасли дом. Это вы называете желанием объединиться?
– Может, траншею вырыли по приказу свыше, – предположил кто-то. – Голова рада бы отнекаться, а не дают! А военных сколько там ошивалось намедни? Целая армия!
– Начнут бомбить у нас под окнами, как в Донбассе, – грустно обронила Елена Сырцова, руководитель отдела соцзащиты, на ней было много хлопот по размещению беженцев, она предвидела хлопоты еще большие.
– Вот не понимаю! – хлопнул себя по коленке райвоенком Бжезинский, который всю жизнь терпел насмешки из-за своей фамилии и еще курсантом в советское время отмежевывался от злобного американского политика, говоря, что у него предки поляки, а там Бжезинских полным-полно, потому что фамилия происходит от слова «береза» (
– Не понимаю! – обвел он всех негодующим взором. – Американцы бомбили точечно Белград, почему Россия точечно не разбомбит Киев? И нет проблемы!
– Ну-ну, – не увлекайся, – охладил Прохор Игнатьевич. – Воевать пока никто не собирается.
– А придется! – опроверг его Бжезинский.
– И все вдруг поняли, что он прав и что это уже не зависит от субъективных желаний, – огласил Евгений, как приговор.
И действительно, всем показалось, что они именно это и поняли.
– К нам приезжает сами знаете кто, а вы про войну, – укорил Крамаренко.
– Вот и будет ему подарок! – воскликнул Бжезинский. – Объединенный Грежин!
Не все разделяли его оптимизм, и неизвестно, как развернулась бы дискуссия, но тут в дверь вошли без стука Аугов и Светлана.
– Здравствуйте, извините, если помешал! – сказал Аугов и направился прямиком к Крамаренко. Сел на край его стола и заговорил так, будто никого вокруг не было:
– Спасибо, Прохор Игнатьевич, что приютили, мы отлично устроились! Конечно, машины так себе, остальное тоже, но вы не волнуйтесь, я сам не сообразил, что слишком как-то размахнулся, надо же учитывать местные особенности. Хотя яблочки можно было бы все-таки достать. Или нет?
– Яблоки «голден», желтые, но крепкие, два ежедневно, – автоматически выговорил Прохор Игнатьевич.
– Вот, помните!
– Заказано. Три ящика из Белгорода едут.
– Отлично! Теперь по делу. Как получилось, что нашего ведущего специалиста практически ни за что арестовал ваш начальник полиции?
– Мовчан? Кого арестовал?
– Геннадия Владимирского, генерального проектировщика того самого железнодорожного узла, который мы тут будем строить.
– За что?
– Повторяю: ни за что. Мовчан ворвался в гостиницу, пытался избить, оскорблял его невесту Светлану, она может подтвердить. Это как расценивать вообще? Противодействие государственным мероприятиям? С какой целью?
– Кстати, – ухватился Крамаренко, встав с кресла, чтобы не сидеть под Ауговым, – насчет государственных мероприятий. Мы как раз хотели согласовать с вами. С Москвой был уже разговор, а вы ведь тоже оттуда, надо бы как-то… Вам там как объясняли насчет вопроса воссоединения Грежина?
– Однозначно.
– В смысле?
– Вопрос давно назрел.
– То есть воссоединять?
– Прохор Игнатьевич, дорогой, это решать не нам с вами!
– А кому?
– Ну, вы же помните, кто у нас по конституции носитель суверенитета и единственный источник власти? Кстати, по украинской конституции тоже.
– Кто? – совсем потерялся Крамаренко, но тут же попытался реабилитироваться в глазах подчиненных – попробовал догадаться с большой долей уверенности:
– Президент?
– Нет! – весело ответил Ростислав (многим его веселость показалась почти кощунственной).
– Госдума? – сделал Крамаренко вторую попытку.
– Нет!
– Совет Федерации! Правительство! Премьер-министр! – со всех сторон посыпались подсказки, все захотели помочь Прохору Игнатьевичу.
Даже послышалось совсем нелепое:
– Съезд депутатов трудящихся!
– Нет, нет, нет, милые мои! – веселился Аугов и наконец ответил сам, прекратив мучения.
– На-а-род! – раскатисто сказал он. – Только народ! Как народ решит, так и будет! А мы должны обеспечить свободное принятие решения. Совместно. Вот и все. Для этого мы здесь и находимся.