Гений

– Ничего вы не видели, молодежь! Там жена мужа с войны ждала – и он вернулся. Если кого ждут, он возвращается. Если ты согласишься, он это почувствует. Это не фантастика, Света, на расстоянии и мысли передаются, и все остальное! У меня было: в Ростове одна знакомая жила, то есть и сейчас живет, но мы уже… Короче, я к ней хорошо относился, не сказать больше, и вот однажды она мне вдруг вспоминается, причем так, что даже нехорошо сделалось. Места себе не находил. Поехал в Ростов, и что ты думаешь?

Мовчан даже усмехнулся, вспомнив эту историю, но тут же застыдился этой усмешки и оборвал сам себя:

– Ладно, это я потом расскажу. Короче, ты поняла?

– Трофим Сергеевич, если Степан жив, то будет жив независимо от…

– Зависимо! Иначе что хочешь обо мне думай и куда хочешь жалуйся, Геннадия – не отпущу!

Он просто не в себе от горя, подумала Светлана. Но давать обещания не хотела даже ради свободы Геннадия. Впрочем, она была уверена, что его все равно отпустят.

– Трофим Сергеевич, послушайте меня. Давайте не будем про обещания, есть более важные вещи. Мы сегодня с Ауговым, это тот, с которым я у вас была, у него очень большие возможности, мы с ним поедем…

Мовчан не слышал и не хотел слышать, опять оборвал ее:

– Света, я прошу! На колени встать?

– Мы как раз по этому делу!

– Хорошо, встану!

И Мовчан встал на колени.

Клюквин отвернулся.

– Прошу, Света! Дай слово: если жив – выйдешь.

– Порадуюсь. Но не выйду. Это нелепо.

– Ладно.

Мовчан встал, долго отряхивал колени, тщательно тер материю брюк руками, словно выглаживал, говоря:

– Тогда пусть твой Геннадий сидит. Беззаконие? Да. А где вообще закон остался? Моему Степану плохо, а всем другим – хорошо? Это неправильно!

И он пошел к выходу.

Светлана не стала окликать и догонять, поняла, что Мовчан сейчас в состоянии, близком к невменяемому.

Мовчан отправился на штрафную стоянку, где среди других машин была подержанная «шестерка» с украинскими номерами, которую конфисковали месяц назад у контрабандистов. Выехал на ней из поселка. Переоделся в гражданское. Форму упаковал в пакет, сунул в багажник, подумал, достал и спрятал под кустами, заметив место: справа сломанная береза, слева воронье гнездо.

Он все больше утверждался в мысли, что его обманули, выдали сгоревший труп какого-то другого человека, нарочно отпустили, хоть и устроили для вида погоню. Степан же сейчас сидит в каком-нибудь подвале, в том же Сычанске, недаром там ошивается этот чин из спецслужбы. Он сидит, а эти гады решают вопрос его жизни и смерти.

То есть Трофим Сергеевич самостоятельно пришел к той же версии, что возникла у Светланы и Ростислава.

И еще он думал о том, как все быстро меняется. Еще вчера бродила в голове шальная мысль добиться, чтобы Светлана родила ему сына, как бы второго Степана. А сегодня думать об этом смешно и странно. Зачем другой сын, если цел первый? И любви к Светлане никакой нет, это Евгений ему внушил, странный и, пожалуй, опасный человек, с которым Мовчан обязательно разберется, как только завершит неотложные дела.

А Степе, когда найдет, скажет, что Светлана согласна. Да, немножко обманет. Но она согласится, Мовчан придумает, как ее уговорить. Например, скажет ей: хотя бы на полгода. А потом разводись, выходи за своего Геннадия. Если захочешь. Ведь когда-то Трофим так Тамару уговорил, которая не хотела за него. Вернее, сомневалась, говорила: ты хороший, но характер у тебя дурной. Однако за других-то тоже не за кого было. Вот он и придумал: выходи временно. То есть на время. Попробуешь быть женой, в будущем пригодится, когда найдешь подходящего. Она рассмеялась и согласилась. Потом это стало их семейной шуткой: «Ну что? – говорит она. – Еще месяц поживу с тобой, и пора уже разводиться!» – «Я уже заждался!» – говорит Мовчан правду под видом шутки.

А сам понимает: она его любит и будет любить до самой смерти. Не повезло женщине.

Глава 25 Де блискавка, там і грім

[43]

Анфиса, сидя в подвале, вспоминала, как нелепо началась ссора с мужем.

Торопкий завтракал и увлеченно излагал идею автономии Грежинского района.

– Да, я всегда был сторонник украинской государственности и нерушимости границ, – говорил он. – Я был противник российской экспансии и сепаратизма. Но кто у нас пришел к власти, если вглядеться?

И он подробно, со смехом и сарказмом описал тех, кто пришел к власти.

– Получается – шило на мыло, хрен редьки не слаще! И не надо бояться, что страна рассыплется, если ее субъекты получат самостоятельность! Потому что самостоятельность приучает к ответственности! Раздробленность, как ни странно, – путь к последующему объединению, но уже сильных, ответственных субъектов! Германии до середины девятнадцатого века не было, но был союз суверенных государств. А потом – империя!

И Торопкий вкратце, но со знанием дела пересказал историю создания Германской империи.