Гений

А неглупая женщина, отметил Тюрин, вон какими словами все окружила. Интересно, сколько у нее там? Тюрин был так еще молод и неопытен, что впервые столкнулся с предложением взятки. Среди его товарищей, тоже молодых, ходили мифы и легенды о людях, разбогатевших за одну минуту, получивших такие суммы, которые позволили им, послужив еще сколько-то для проформы, уволиться и жить припеваючи, имея возможность не работать хоть до самой смерти. Правда, на самом деле никто не увольнялся, наоборот, оставались ради еще большей выгоды и рано или поздно попадались. Рассказывая об этом, его товарищи приходили к выводу, что или уж совсем не брать, а если брать, то вовремя останавливаться. Дима же всю жизнь зависел от отца, выдававшего ему еженедельное содержание и ни гривной больше, строго при этом запретив матери что-то тайком подсовывать. Свои деньги он начал получать только на службе – увы, в месяц меньше, чем отец выдавал на неделю. При этом помощи отца сразу же лишился, поэтому вышло, что взрослым служащим человеком он получал меньше, чем школьником.

– Перестаньте! – строго сказал он Нине, бросая окурок и притаптывая его ботинком. – Как у вас все просто в России, сунул тысячу рублей – и нет проблем!

– Почему же тысячу и почему рублей? У нас деньги с тысячи долларов начинаются.

– Ну, положим, это тоже не деньги, – заметил Дима, чувствуя, как увлекает его этот дипломатический разговор. Похоже на игру, а игры он всегда любил.

– Согласна, – кивнула Нина. Она была готова к такому повороту и достала второй конверт. – Три тысячи – это уже более или менее серьезно.

– Смотря для чего, – рассудил Дима как бы теоретически, как бы не заметив появления второго конверта.

– Тоже правда, – согласилась Нина. – Но тут ведь как, иногда бывает, тысяча может на дело пойти, а бывает, и за три никакого толка. Жизнь так устроена, что ничему нет постоянной цены, правда? Были бы на все прейскуранты какие-то или что-то в этом духе, проще было бы. То есть если знать, за это тысячу, за то три, а за что-то можно и хоть десять, если с пользой. Правда?

Дима ощутил легкое возбуждение, которое у него бывало совсем в других случаях. Надо же, какой захватывающей оказалась игра! Что, если попробовать продолжить и понять, до каких пределов способна дойти эта женщина? Это не значит, что он пойдет ей навстречу, просто интересно.

– С этим никто не спорит, – сказал он. – Все стоит столько, сколько стоит, но все стараются купить дешевле, а продать дороже. Это я в образном смысле. Например, машина стоит двадцать тысяч, а мы за десять хотим купить. А она на самом деле, может, все тридцать стоит, может, нам и так скидку делают?

– Бывает, да. Только возможности у людей не безразмерные. Другой бы рад хоть за сто, а если есть только десять, то как? Можно, конечно, разойтись, ни себе, ни другим, но кому от этого хорошо?

Черт побери, думал Тюрин, женщина реально предлагает десять тысяч долларов – в сущности, ни за что! В вагончике засела, правда, Арина, но ей можно сказать, что позвонили и велели во избежание обострения пограничной обстановки отпустить всех, кто без оружия и без явных террористических намерений. И как же дорог этой женщине ее муж, если она почти без торговли предлагает такие деньги! Если когда-то Дима женится и попадет в подобное положение, способна ли будет его жена вот так же биться за его свободу? А вдруг окажется такой же принципиальной, как Арина, которая отца родного не пожалеет ради своих принципов, потому что, кроме принципов, ничего у нее нет – ни внешности, ни обаяния, ее, может, и не целовал никто, несчастную дурнушку. Вот она и мстит всем встреченным мужчинам. Дима ей под руку попался – мстит ему, стоит над душой постоянной угрозой, заставляет, в сущности, подчиниться себе. Разве Тюрин, если бы был один, задержал бы этого человека, который, с первого взгляда видно, никакой не диверсант, а местный интеллигент, слегка запутавшийся в отношениях со своими женщинами, обычная история! Ведь получилось, что не Дима, а Арина арестовала – налетела на человека, руку вывернула, а Тюрин пошел у нее на поводу. И откуда столько злости в этой дурочке? Не любил никто, вот и злость. Диму любили, и он любил, поэтому намного добрее. И эта женщина мужа самоотверженно любит. Дима его и задаром бы отпустил, но, с другой стороны, если придется заплатить, в следующий раз подумает, соваться ли на территорию чужой страны так нагло.

И как бы Тюрин ни вертел свои мысли, что на самом деле уместилось в считаные секунды, все выходило, что он может сделать доброе дело.

– Что ж, – сказал он. – Надо действительно исходить из возможностей.

Нина обрадовалась, выхватила третий конверт, присоединила к двум и протянула Диме.

– Ровно, можете не считать. Только вы уж сразу вопрос решайте. Во избежание.

Дима уже почти взял конверты, но тут дверь распахнулась и вышла Арина.

И тут же ладонь Димы, выставленная берущей стороной вверх, резко повернулась в отталкивающем жесте, и он громко, возмущенно закричал:

– Женщина, вы с ума сошли? Вы что мне тут предлагаете?