И Аркадий отозвался. Он ведь мучительно не спал, прислушивался к голосам. Что-то в этих далеких неразборчивых голосах его волновало. Теперь ясно что.
– Здесь я! – закричал Аркадий, вскочил и ударил плечом в дверь. И еще раз, и еще. Дверь не открылась, она вылетела вся вместе с косяком и грохнулась об пол. Аркадий мигом оказался на крыльце, все сразу увидел и понял, подскочил к Нине, встал перед нею и закричал:
– Вам меня мало, над женой издеваетесь?
Арина не испугалась, напротив, вдохновилась, будто попала в настоящий бой.
– Оба арестованы! Товарищ лейтенант, выполняйте свои обязанности! Учтите, в приграничной полосе имеем право стрелять!
Тюрин понял, что ему предлагают достать пистолет и наставить его на этих людей. Но, наставив, ведь придется, пожалуй, и выстрелить. А он никогда еще в людей не стрелял. И, пожалуй, не сумеет этого сделать.
– Товариш лейтенант, прокиньтеся! – родным языком напомнила Арина о Родине.
Но Дима, отстегнув кобуру, никак не мог достать пистолет. Тогда Арина бросилась к нему, выхватила пистолет и направила на Аркадия и Нину.
– Быстро туда! – кивнула она на вагончик.
– А не пойдем, что сделаешь? Неужели выстрелишь? – спросил Аркадий.
– Нина подумала, что эта девушка может выстрелить, – сказала Нина. – И попадет. И убьет. И будет даже гордиться. А потом, через много лет, когда жизнь ее сложится и будут у нее муж и сын, ее встретит красивый молодой мужчина и скажет: здравствуйте, помните, как вы убили моих маму и папу? Что, если и я убью папу и маму вашего сына? И тогда она зарыдает и проклянет себя, но будет уже поздно.
– Не зарыдаю! – гарантировала Арина, опытным движением сняла пистолет с предохранителя и опять наставила на мужа с женой. – Считаю до трех и стреляю – клянусь!
И тут Тюрин сделал то, чему потом сам удивлялся. Главное, сделал не думая, будто не он сам, а что-то его толкнуло, но это что-то было не сомневающимся, оно было чем-то, что сильнее всего на свете. Он вырвал из рук Арины пистолет (та держала его обеими руками, как в американском боевике, – чтобы без промаха), грубо сказал:
– Кончать дурить, студентка! Марш в вагончик и ложись спать, время позднее! А вы – до свидания! Быстро.
– Спасибо, – сказала Нина.
– Быстро, кому говорят!
– Может… – Нина протянула один из конвертов.
– Да что ж вы! Мне, что ли, в вас стрелять теперь?
И Аркадий с Ниной ушли в ночь.
Арина, вздернув голову, направилась в вагончик, но на крыльце ноги ее вдруг подкосились, она села на ступеньку, обхватив руками коленки, и заплакала. Громко и бурно, по-девчоночьи. Сквозь плач выговаривала:
– За что вы меня так… Какая я вам… студентка?
Казалось, ее больше всего обидело именно то, что назвали студенткой. Может, увидела в этом глубокую правду, что живет она давно уже взрослой женщиной, со взрослым умом и взрослой горечью, а на самом деле даже не студентка, а совсем еще девочка, за которой не бегают мальчики, а подруги не дружат с ней из-за ее язвительности, которую она и сама бы рада усмирить, но уже не может, найдя в ней себе защиту. Да еще обидная склонность к тому, чтобы против своей воли влюбляться в тупых идиотов, как этот вот лейтенант, к которому ее потянуло с первого взгляда, потянуло постыдно, физиологично – кожа мурашками покрывается, когда он случайно касается ее, и она злится на себя, но пока не может с собой справиться.
– Хватит, – сказал Дима, садясь рядом и обнимая ее за плечи. – Ерунда это все. Ну, прости. Ты хорошая. Просто не надо с ума сходить.
– Вы никак не поймете… – не могла успокоиться Арина. – Живете и нашим, и нашим… А идет война… И надо определиться…
– Всё, всё, всё, – тихо говорил Дима, поглаживая пальцами выступающие косточки ее худенького плеча. И такая нежность его вдруг охватила, будто гладил он, став в два раза взрослее, свою обиженную дочь. Тут Арина, словно почувствовав это, повернулась и припала лицом к его груди, спряталась там.
Плакала еще, потом стихла, обнимая Диму.
Подняла лицо с сияющими от влаги глазами:
– Тебе смешно, да?
– Дурочка, – ответил Дима и поцеловал ее в губы, соленые от слез.
Арина застонала и обхватила его слабыми своими руками с такой силой, что Диме даже стало больно, но ему эта боль была приятна.
А Нина и Аркадий молча шли к границе, огибая кордоны и посты. Машину Нина решила забрать после.
Вдруг она остановилась, спросила, не глядя:
– Может, тебе выручить кого надо?
– Анфиса позвонила, сказала, что ее муж в подвале запер, – честно сказал Аркадий, слегка только напутав: это он звонил Анфисе. Но напутал без умысла, он действительно забыл, кто кому звонил.
– И ты ее отпереть хотел?
– Вроде того. Ты только не думай, у нас с ней ничего нет. Просто… Учились вместе, друзья… На самом деле, не мое дело, они муж и жена, разберутся.
– Вот именно.
И они опять пошли.
Перед самым домом Аркадий встал, взял Нину за плечи и сказал:
– Нин, ты даже не представляешь, как я тебя люблю.
– Да ладно тебе, – сказала Нина, думая, что это у них на всю жизнь: он будет ее любить, а она будет сомневаться.