Хотя, когда вы еще были в своем замке, я прекрасно знал, что любая другая беседа, кроме той, что вы ведете с самим собой, будет вам в тягость, я не мог бы не послать порой не совсем удачное приветствие, если бы смел подумать, что вы пробудете там так долго, как вам было угодно. Но поскольку я имел честь получить одно из ваших писем, в котором вы позволяете мне надеяться, что скоро будете при Дворе, из щепетильности я не решился побеспокоить вас в самой вашей пустыне и подумал, что будет лучше, если подожду вам писать, пока вы ее не покинете; что заставило меня откладывать то одно путешествие, то другое в течение полутора лет, хотя я намеревался отсрочить его самое большое на неделю; и хотя вы меня ни к чему не обязывали, я решил избавить вас на все это время от своих писем. Но поскольку вы сейчас в Париже, мне надлежит истребовать от вас некоторое время, которое вы решили там потерять в беседах с теми, кто будет вас навещать, и сказать вам, что за те два года, что я провел вне [Франции], я ни разу не соблазнился туда вернуться, разве что тогда, когда мне сообщили, что вы теперь при Дворе. Но эта новость дала мне знать, что теперь я могу быть счастлив не только здесь, и, если бы занятия, которые меня тут удерживают, не были, согласно моему скромнейшему мнению, самыми что ни есть важными из тех, коим я способен себя посвятить, одной лишь надежды иметь честь поговорить с вами и видеть, как в моем присутствии естественно рождаются эти сильные мысли, которыми мы восхищаемся в ваших сочинениях, было бы достаточно, чтобы я все тут оставил. Не спрашивайте, прошу вас, что это за занятия, которые я считаю столь важными, ибо мне было бы стыдно в этом признаться; я до того стал философом, что презираю большую часть того, что люди обычно ценят, зато ценю кое-что другое, чего обыкновенно с ними не бывает. Тем не менее, поскольку ваши чувствования весьма далеки от чувствований прочих людей и поскольку вы часто свидетельствовали, что вы судите обо мне куда более благосклонно, нежели я того заслуживал, я не упущу случая как-нибудь поговорить об этом более открыто, если только это вам будет угодно. Сейчас скажу лишь, что более не в состоянии что-либо изложить письменно, к чему был расположен, как вы сами видели, некоторое время тому назад. Дело не в том, что меня совсем не волнует репутация, тем более когда точно знаешь, что можешь ее завоевать – прочную и величественную, какой вы добились; но даже если она будет ничтожной и шаткой, на что я сам могу надеяться, я не могу позволить себе ценить ее более, нежели покой и умиротворение ума, коими сейчас располагаю. Я сплю здесь по десять часов каждую ночь, и никогда никакой заботе меня не пробудить, а после того как сон в течение долгого времени прогуливает мой ум среди самшита, садов и заколдованных замков, где я испытываю все удовольствия, которые только можно вообразить в Баснях, я незаметно начинаю смешивать свои ночные мечтания с дневными, и когда замечаю, что проснулся, то сразу понимаю, что мое удовольствие лишь возрастает и в нем участвуют все мои чувства; потому как я не столь суров, чтобы отказывать себе в какой-либо вещи, которую философ может себе позволить, не оскорбив своей совести. В конце концов, если чего-то здесь и не хватает, то лишь сладости вашей беседы, но последняя столь необходима мне для счастья, что я того и гляди отрину все свои замыслы и навещу вас, чтобы изустно сказать, что от всего сердца остаюсь Вашим, и т. п.
[…] Живу лишь надеждой поехать навестить вас в Амстердаме и облобызать дорогую головушку, преисполненную понимания и разумения […] Я не столь тщеславен, чтобы притязать на то, чтобы быть компаньоном в ваших трудах, но их наблюдателем я тем не менее смогу быть, так же как смогу обогатить себя остатками вашей добычи и излишками вашего изобилия. Не думайте, что предлагаю это наудачу; говорю совершенно серьезно, и ежели вы намерены оставаться там, где сейчас пребываете, то стану таким же голландцем, как и вы, и у Правителей Объединенных провинций не будет лучшего гражданина, нежели я, и никого, кто имел бы такую же страсть к свободе, какой я обладаю. Хотя я до крайности люблю небо Италии и землю, где произрастают апельсиновые деревья, вашей добродетели будет довольно, чтобы привести меня на берега Ледовитого Моря, на самый Север. Вот уже три года я мыслями с вами и умираю от желания присоединиться к вам с тем, чтобы уже никогда не разлучаться и вам засвидельствовать, что постоянно и страстно остаюсь вашим…
Сударь!