Я нарочно закрыл глаза ладонью, дабы убедиться, что не сплю, когда прочел в письме о вашем намерении приехать сюда; даже и сейчас, если я и осмеливаюсь радоваться сей новости, то не иначе, как если бы она мне приснилась. Впрочем, не нахожу чересчур странным, что ум столь величественный и щедрый, как ваш, не сумел приспособиться к рабским обязанностям, кои мы должны исполнять при Дворе; и поскольку вы серьезно заверяете меня в том, что Бог сподвигнул вас оставить свет, я погрешил бы против Святого Духа, если бы попытался отвратить вас от столь священного решения. Но вы должны извинить мое рвение, если я приглашу вас избрать Амстердам местом вашего уединения, предпочтя его не только всем капуцинским и картузианским монастырям, куда уединяются многие добропорядочные люди, но также и наикрасивейшим убежищам Франции и Италии, даже знаменитому Эрмитажу, где Вы пребывали в минувшем году. Каким бы совершенным ни был бы сельский дом, ему всегда недостает бесчисленных удобств, кои обретаются лишь в городах; да и одиночество, которое мы надеемся обрести, никогда не бывает там совершенным. Мне бы очень хотелось, чтобы вам встретился там канал, погружающий в мечты превеликих говорунов, или долина столь уединенная, что она приведет вас в восторг и одарит радостью; однако едва ли возможно, что вы не обретете кучу каких-нибудь соседей, кои будут вам докучать и чьи визиты бывают еще более несносными, нежели те, что вы терпите в Париже; тогда как в громадном городе, где я пребываю и где все, кроме меня, занимаются торговлей, каждый настолько внимает собственной выгоде, что я всю свою жизнь могу здесь прожить никем не замеченный. Ежедневно я прогуливаюсь среди столпотворения народа с такой же свободой и покоем, с какой вы гуляете по аллеям своих владений, при этом людей, которых я вижу, я воспринимаю не иначе, как в виде деревьев ваших лесов или животных, что в них водятся. Даже их суматоха нарушает мои грезы не более, чем журчанье ручья. Ежели я позволю себе иногда поразмыслить над их действиями, то получаю от сего занятия такое же удовольствие, какое испытываете вы, наблюдая за крестьянами, обрабатывающими ваши поля; ибо я вижу, что все труды этих людей служат украшению места моего обитания и нацелены на то, чтобы я ни в чем здесь не нуждался. И ежели есть удовольствие видеть, как созревают плоды в ваших садах, и собственными глазами наблюдать изобилие, подумайте, разве не так же обстоит дело, когда вы видите здесь, как прибывают суда, в изобилии доставляющие нам все, что производится в Индии, и все редкости Европы. Можно ли найти другое место во всем мире, где все удобства жизни и все достопримечательности, которых можно только пожелать, было бы так легко заполучить, как здесь? В какой другой стране можно пользоваться свободой, столь всецелой, спать столь спокойно и где всегда наготове армия, чтобы вас защитить, где отравления, предательства, клевета менее известны, нежели здесь, где более всего сохранились остатки невинности наших предков? Не понимаю, как можете вы так любить воздух Италии, с которым мы столь часто вдыхаем чуму, и где дневная жара невыносима, вечерняя прохлада болезнетворна, а темнота ночи покрывает воришек и убийц. Если же вас страшат северные зимы, скажите мне, какие тени, какие веера или фонтаны способны спасти вас от несносности римской жары с таким же успехом, с каким жаркая печь-голландка защитит вас здесь от холода? Наконец, скажу вам, что ожидаю вас с небольшим сборником грез, кои не будут вам, может быть, неприятны, но, приедете ли вы или нет, останусь страстно вам преданный…
Сударь,
я отважился наконец предать печати сочинения, которые вы получите, если вам будет угодно, с этим письмом, и, хотя я никоим образом не считаю их достойными того, чтобы вы их прочли, и стыжусь за грубость моего стиля и простоту моих мыслей перед вами больше, чем перед кем-либо другим, кто не сумел бы ничего такого заметить, сердечная привязанность, которую вы издавна смилостивились мне засвидетельствовать, сулит мне, что эта книга получит именно от вас протекцию и поддержку и что вы даже меня премного обяжете, указав на ошибки, которые вы в ней заметите, и на те критические суждения, которые можно будет о ней вынести; ибо, хотя я не поставил на ней своего имени, думаю, что смогу ее дезавуировать, если она того заслуживает.