Гений кривомыслия. Рене Декарт и французская словесность Великого Века

Прежде всего, следует обратить внимание на то обстоятельство, что при всей эффектности картины начала начал французской мысли, представленной Бергсоном в работах 1915 и 1934 годов, яркие краски, которыми философ живописует два метода рассуждения, с трудом скрывают одно, образно говоря, «слепое пятно», которое, будучи невидимым на этой картине, обусловливает саму возможность видеть, которую разделяли, каждый по‐своему, Декарт и Паскаль. Ибо в самом начале были отнюдь не они, а Мишель де Монтень (1533–1592): именно «Опыты», первое полное издание которых появилось за два года до рождения автора «Рассуждения о методе» и сразу вошли в канон французской светской образованности, положили начало традиции новейшего французского скептицизма, вне которой невозможно представить философские начинания двух мыслителей.

Не имея возможности вдаваться во все детали филиации, связывающей Паскаля и Декарта с Монтенем, сошлемся на классическую монографию французского философа Леона Брюнсвика (1869–1944), красноречиво озаглавленную «Декарт и Паскаль – читатели Монтеня» (1942). Один из главных выводов этого филигранного компаративного исследования, принадлежащего перу одного из самых именитых философов довоенной Франции, сводится к тому положению, что три мыслителя, заложившие основания французской философской мысли, вопреки разногласиям, разделявшим их субъективно, были безусловно едины в отрицании авторитета схоластической традиции.

Они были все время озабочены тем, чтобы вырвать человека из уз тщетного престижа формальной дисциплины и удержать его в непосредственном соприкосновении с вопросами, касающимися его места в мире и смысла его судьбы. Именно данное обстоятельство делает столь волнительной и столь решающей эту встречу, произошедшую в век, в течение которого французскому уму удалось обнаружить свою собственную физиономию, творений столь различных, но равно неисчерпаемых в своей способности вдохновения. Я сомневаюсь, я знаю, я верю – ни в какую другую эпоху, ни в какой другой стране эти слова, выражающие основополагающие начала мышления, не обладали такой внутренней насыщенностью и такими дальними отзвучиями, нежели тогда, когда они были произнесены Монтенем, Декартом, Паскалем279.