Гений кривомыслия. Рене Декарт и французская словесность Великого Века

Подобно тому, как Малерб был обязан своим успехом новаторскому характеру своей поэзии, Бальзак, правда, с большей последовательностью утверждал себя в качестве новатора (moderne), именно в силу новаторства поколение находит в нем одного из своих учителей. Противники считают его революционером. Он восстал на Древних, утверждают они. Он высмеивает Цицерона и Демосфена, Исократа и Сенеку224.

Принимая во внимание эту интеллектуальную характеристику, принадлежащую перу одного из самых авторитетных знатоков французской литературы XVII века, можно думать, что Бальзак и Декарт были авторами не только одного и того же литературного поколения, решавшего задачи по преодолению идеалов ренессансного гуманизма, но и сходных мировоззренческих устремлений, которые следует характеризовать, если не бояться анахронизма, революционными.

Важно подчеркнуть, что Бальзак был радикальным новатором не только в преобразовании форм критического суждения; в самой мысли писателя содержались зерна новой политической философии, в которой вольнолюбие отдельной личности высокомерно и изобретательно противопоставлялось власти государства. Разумеется, эпоха утверждения абсолютизма во Франции не особенно располагала к открытым требованиям свобод, вот почему писательская позиция автора «Писем» складывалась преимущественно из компромиссов и экивоков, хитроумного заигрывания с сильными мира сего и резкой пикировки с современниками, в ходе которых он умудрялся представить читателю ряд дорогих, но крамольных, по существу, идей225. Главное в либертинстве Бальзака – ставка на свободу разума, которая противопоставляется как тираническим тенденциям монархии, так и невежеству общей массы, к которой он причислял монахов, педантов, священников; самое существенное в философии Декарта – свободное волеизъявление мыслящего человека. И писатель, и философ прекрасно сознавали, для кого они пишут, – для узкого круга посвященных; важно, однако, что ищущая себя французская молодежь того времени «взахлеб пила либертинство», согласно выражению одного из педантов226, и первого, и второго.

В этом отношении важно напомнить, что и Декарт, и Бальзак были так или иначе связаны с трудами и днями Теофиля де Вио, о котором уже говорилось в предыдущем этюде. Напомним, что, завоевав громкую литературную славу поэтическим сборником «Сочинения» (1622), в котором силой естественного чувства и свободой стихосложения ему удалось превзойти самого Малерба, Теофиль в скором времени был приговорен к смертной казни через сожжение на костре за участие в сборнике «Сатирический Парнас» (1623), где уже в первом сонете, расцвеченном неудобопроизносимым глаголом foutre, поэт, признаваясь, что болен недугом Венеры, давал обет исключительного мужеложества227. Предупрежденный могущественными покровителями о начале уголовного преследования, которое было инспирировано Обществом Иисуса, Теофиль ударился в бега, так что иезуитам пришлось довольствоваться сожжением чучела и книг поэта. Найдя прибежище в замке герцога Монморенси, благоволившего Теофилю, он был вскоре выслежен шпионами главного королевского прокурора, заключен в парижскую тюрьму «Консьержри», где продолжал писать стихи и прозу. Несколько месяцев спустя поэт был удостоен высочайшего помилования, благодаря которому смертная казнь была заменена на изгнание. Теофиль вышел было на свободу, но в скором времени скончался, не вынеся выпавших на его долю злоключений. Поэзия Теофиля может рассматриваться как одна из вершин литературного либертинства, где философское вольнодумство счастливо соединяется со свободным владением основными формами галантной поэзии и последовательной установкой на свободу в личном существовании.

Вопрос о действительном отношении Декарта к либертинству и эмблематической фигуре Теофиля является дискуссионным. Тот же Адам считает, что Теофиль был любимым поэтом философа228; однако утверждать это с полной уверенностью вряд ли возможно, хотя в единственной ссылке на поэзию эксцентричного вольнодумца, что встречается в сочинениях и переписке Декарта, мыслитель явно обнаруживает гораздо большее восхищение поэтическим гением современника, нежели Бальзак, «Письма» которого между тем читались как азбука либертинства.