Гений разведки

— Отставить! Старшесержантские, я правильно выразился? Ты ведь в разведке — главный грамотей, говорят. С правописанием, так сказать, дружишь, всякой литературой увлекаешься?

— Кто вам такое сказал?

— Молва, сынок. Народная… Иными словами: твоя слава впереди тебя бежит, боец!

— Но…

— И место для медали готовь — вчера мы подали наверх списки представленных к очередным правительственным наградам; ты, естественно, тоже оказался в том числе!

— Слу…

— И опять отставить!.. Ничего не скажешь — славного хлопца ты в танковой школе отыскал, Владимир Николаевич. Так сказать, себе под стать!

— Я не поэт, но я скажу стихами… — сухо прокомментировал рифмованную похвалу командарма Подгорбунский, намереваясь закончить избитую фразу, но Александр Ефимович, прекрасно знавший её продолжение, не дал этого сделать.

— Только без матерщины.

— Есть! — заёрзал в койке Володька. — Ваня ещё под Смоленском отличился — двух фрицев голыми руками завалил. Причём непростых, из той дивизии, воины которой казнили Зою Космодемьянскую.

— Постой… Уж не тот ли ты Иван Громак, которому великий советский поэт Александр Трифонович Твардовский посвятил стихи? — мгновенно оживил ся военкор, предчувствуя профессиональную удачу. Ох, и славный же выйдет сюжет, если вдруг всё подтвердится!

— Никак нет. Однофамилец, наверное, — опустил его на землю скромняга-комсомолец, до сих пор, как нам известно, даже не подозревавший о том, что попал в славную когорту знаменитых литературных персонажей — и теперь будет жить вечно (по крайней мере, на страницах книг).

— А ты сам хоть что-то читаешь?

— Ещё бы… Первый книгочей на деревне… То есть в разведке, — с гордостью в голосе сообщил собравшимся Подгорбунский и скорчил умное лицо — мол, уж я-то точно знаю.

— И Твардовского?

— Ну да… Тоже…

— Как тебе его творчество? — хитро прищурившись, поинтересовался Катуков.

— Очень даже положительно. "Василий Тёркин" — лучшее из того, что мне приходилось читать об этой войне. По крайней мере, — в стихах!

— Что-нибудь по памяти воспроизвести можешь? — продолжал любопытствовать командарм.

— Конечно…

Тёркин — кто же он такой?
Скажем откровенно:
Просто парень сам собой
Он обыкновенный.
Впрочем, парень хоть куда.
Парень в этом роде
В каждой роте есть всегда,
Да и в каждом взводе… —

лихо продекламировал Иван.

— Молодец! — похвалил его Михаил Ефимович. — Пока в нашей армии есть такие парни, она непобедима!

— Согласен! — бодро согласился с ним однофамилец самого известного советского полководца.

— Ладно… Вернёмся к нашим баранам, — собираясь уходить, начал подводить черту Катуков. — Больше ты, Володя, в разведку ни ногой!

— Это почему же?

— Я тебе новое местечко службы подыскал. Командиром танковой роты 8-го отдельного мотоциклетного батальона. Пойдёшь?

— Нет!

— Это не просьба, это приказ, товарищ капитан.

— Чего тогда спрашиваете?

— Готовься. Но не сейчас, чуть позже. Войдём в Польшу — тогда.

— Понял… И на том спасибо.

— А я, товарищ генерал-полковник, куда? — неожиданно начал протестовать Громак, пока не шибко активно, со свойственной ему робостью. — Нам ведь порознь никак нельзя. Родственные души!

— Ты? Ты отныне будешь закреплён за товарищем Подгорбунским, как земля за колхозом, так, кажется, говорят у вас на Украине?

— Так точно! — расцвёл улыбкой Иван.

— Оставайся пока в госпитале. Рядом с командиром. Считай, что я официально откомандировал тебя в медучреждение для выполнения особой миссии по охране дважды Героя Советского Союза. Соответствующее распоряжение сегодня же передаст мой помощник.

— Слушаюсь!

— Выздоровеет, вернётесь в расположение — не забудь доложить.

— Есть!

— И ещё… Долго не залеживайтесь, парни. Без вас, как без рук!

* * *

Генерал-полковник ушёл, уведя с собой очаровательную Александру Самусенко и всех военных журналистов, на ходу пытавшихся задавать ему ещё какие-то вопросы. Громко шаркая в узком коридоре обутыми в тяжёлые сапоги ногами, за ними молча последовала прислуга командарма, не привыкшая совать нос, куда не надо.

— Что ж, пришла пора представить вас друг другу, — заметно повеселел Владимир. — Моя ненаглядная Анютка и её боевая подруга Маша… Мария, стало быть (девчонки при этих словах дружно закивали милыми головками). А это — Ваня, механик-водитель танка… Грамотей и вообще — боевой парень!

— Очень приятно! — волнуясь, еле выдавил Громак.

— К тому же — книголюб, огромный любитель исторических приключений, научной фантастики и всякой мемуарной литературы, — продолжал нахваливать своего ближайшего подопечного Подгорбунский. А ещё — лучший раколов во всей Красной армии!

— Точно? — недоверчиво покосилась Маша.

— Точнее не бывает! — подтвердил раненый. — За полчаса самый большой в хозчасти казанок набил членистоногими. До краёв. Причём ловил их голыми руками!

— Я так тоже умею, — улыбнулась Маша.

— Да ну?