Гении разведки

В конце 1941 года отец выхлопотал разрешение, и семья отправилась в Москву. Только так: без подписанного на высшем уровне документа возвращение из эвакуации было невозможно. И высокий улыбающийся человек в кожаном пальто, в кепке — это зимой — подхватил сына на руки на вокзале. Толя обнял отца. Наконец-то папина командировка закончилась.

Но сколько пришлось пережить до этого:

— В 1938-м при аресте, когда отец молчал на допросах, Берия написал резолюцию: «Тов. Абакумову: крепко допросить». И допросили, применяя тяжелейшие пытки. Держали в тюрьме, приговорили к смерти, — тяжело вздыхает Анатолий Яковлевич Серебрянский.

Об освобождении летом и ранней осенью 1941 года опытнейших чекистов, приговоренных к длительным тюремным срокам, а то и, как Серебрянский, к высшей мере «социальной защиты», говорят и пишут многое и многие. Среди смельчаков, обратившихся с просьбой об освобождении по одной версии — сразу к Сталину, а по другой — к нему же, только через наркома Берию, называются фамилии Судоплатова, Эйтингона и других.

Есть и такая версия: Иосиф Виссарионович «лично» вспомнил о «дяде Яше», осведомившись у Берии, где Серебрянский. Узнав от любимого — тогда — наркома, что Яша приговорен к расстрелу и ждет исполнения смертного приговора в Лефортове, недовольно нахмурился: «Идет война, а у тебя разведчики сидят по тюрьмам». Возможно, припомнилось вождю, что этот Серебрянский активно участвовал в охоте на Троцкого и был бы очень нужен, чтобы обрушить на головы фашистов хорошо отточенный карающий меч, которым он так умело пользовался. Или, может, Берия сообразил, что без Серебрянского придется туго. Ведь даже в Лефортове его подчиненные не раз вызывали «дядю Яшу» из камеры смертников. Советовались, как действовать в той или иной ситуации. И Серебрянский никогда не отказывал в консультации. После летучего совещания конвойные снова отправляли смертника на нары.

Спросил я Анатолия Яковлевича, что он думает по поводу освобождения своего отца в 1941-м:

— Был такой Константин Константинович Квашнин, он оставил свои воспоминания. Захаживал к нам домой, они с отцом хорошо знали друг друга. Квашнин был слушателем первого и единственного набора школы отца 1938 года. Судя по всему, отец набирал в ту группу на первый курс разных уже сложившихся в каких-то областях специалистов. Квашнина взяли чуть ли не из аспирантуры, был он человеком образованным. Написал об отце очень тепло. Я, правда, считаю его лестные оценки несколько преувеличенными. Это от него идет легенда, что Сталин спросил Берию, где там ваш Серебрянский. Я в это не верю. Я знаю только одно: отец был на приеме у Сталина, говорил с ним, был он там не один, со своим начальством. Мой двоюродный брат, фронтовик, профессор Минского университета, был достаточно близок с отцом, который с ним многим делился. В частности, вспоминал, что беседа у Сталина произвела на отца, человека далеко не восторженного, а спокойного, разумного, большое впечатление. Но что Сталин вдруг его запомнил среди тысяч людей, которые его посещали? Не думаю.

Поэтому верю версии Судоплатова об освобождении отца по его инициативе. Когда немцы стояли у Москвы, Судоплатов обратился к Берии. Просил выпустить опытных разведчиков. Берия лишь бросил: «Они вам нужны?» И тех, кого еще не успели расстрелять, отпустили. Ну, до чего же отвратителен цинизм сталинского наркома. Даже не спросил: «Виновны или не виновны?» И так все было ясно.

И еще надо обязательно заметить: из тюрем и лагерей было освобождено около двух десятков чекистов. Не более. Остальных успели замучить, уничтожить, сгноить в лагерях.

Кого не выпустили — погибли чуть позже. Немцы приблизились к Москве, и с узниками, не только из специальных служб, не церемонились. Так что масштабы «милости» вождя тоже не стоит преувеличивать.

Чудом избежавший высшей меры старший майор госбезопасности Яков Серебрянский был измучен тюрьмой, допросами, пытками. Годы в тюрьме вымотали донельзя. Наступили решающие дни войны, судьба страны — на волоске. Но как пишут в своей книге «Легенда Лубянки. Яков Серебрянский» Иосиф Линдер и Сергей Чуркин, дядя Яша был в тяжелейшем состоянии, и таком, что даже ему, несгибаемому, понимающему, что дорог каждый час, пришлось месяца два после тюрьмы лечиться, затем восстанавливаться. По свидетельству сына Серебрянского, его отец даже перенес инфаркт. Но поднялся на ноги.

Сразу после этого владельцу нового кабинета на Лубянке приказали создать Особую, Специальную группу — ее в разных источниках и называют по-разному. Сами участники предпочитают говорить «группа “Я”». Костяк, основу составили прежние сотрудники СГОН. В нее вошли те, кто знал иностранные языки, уже успел побывать в шкуре нелегала, имел опыт работы за границей и участвовал в боевых операциях.

Суть одна: опытные разведчики вместе с обученными Яковом Серебрянским новичками должны были действовать в тылу врага. Задача — разведка, террор, диверсии. 3 октября 1941 года группа стала официально именоваться 2-м Отделом зафронтовой работы НКВД.