Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля

Темнота ночи покровительствовала беглецу. В двух шагах едва можно было разглядеть человека, а в лесу и ровно ничего не было видно. Полусонные солдаты, отойдя немного от опушки леса в глубину и побродив наудачу с час, более для очистки совести, как говорится, вся­чески ругая арестанта, из-за которого на их долю выпала эта ночная прогулка, вернулись обратно и доло­жили начальству, что поиски их успехом не увенчались.

Я в то время был еще приставом, но уже, как говорится, «на замечании». Мои способности и любовь к сыску, не хвастаясь говорю, были уже оценены, а потому я уже завтра узнал о происшествии, рассказанном выше... Узнал, конечно, из официальной бумаги, где было сказано, что в ночь с такого-то на такое-то октября, из такой-то тюрьмы бежал важный арестант Яков Григорьев, дезертир, зарекомендовавший себя как самый опасный преступник. По всей вероятности, этот Яков Григорьев направился в Петербург. Мне предписывалось его разыскать и представить куда следует.

Надо было поближе познакомиться и с обстоятель­ствами бегства, и с «формулярным» списком беглеца. Обстоятельства бегства, о которых я уже рассказал несколько выше, показали, что дело приходится иметь с отчаянным, сильным и ловким человеком. История жизни этого человека, с которой волей-неволей мне пришлось познакомиться довольно коротко, показала, что, действительно, приходилось иметь дело с типом мошенника и преступника не совсем заурядного сорта.

Яков Григорьев — крестьянин по происхождению, но «хорошо» грамотный, что было редкостью в те времена. Насколько помнится, он был чуть ли не из кантонистов. Грамотный, рослый, представитель­ный, лет двадцати двух, он был уже унтер-офицером лейб-гвардии Измайловского полка. Но этот чин ему пришлось носить недолго.

Женщины и пьянство привели к тому, что, попав­шись в пустой краже в доме терпимости, он был разжалован в рядовые. Это его обидело. В первые дни после разжалования, не желая нести службу рядового, он задумал лечь в госпиталь, но времена были строгие, и доктор, найдя его совершен­но здоровым, отказал ему в этом. Яков Григорьев, не долго думая, схватил первую попавшуюся ему под руку доску и замахнулся ею на доктора. Если бы не подоспел дежурный по караулу, доктору пришлось бы плохо. За такой проступок Григорьев, и то «по снисхождению», был наказан 50 ударами розог. После этого он решил во что бы то ни стало бежать из полка. Это решение он и не замедлил привести в исполнение.

После бегства Григорьев начал заниматься воровством и мошинничеством, проживая в Петербурге с фальшивым паспортом на имя Московского мещанина Ивана Иванова Соловьева. Жил он обыкновенно за Нарвской заставой у содержателя хар­чевни Федора Васильева, близ станции «Четырех Рук».

Несколько раз его забирали даже в полицию, но каждый раз его личность как мещанина Ивана Иванова Соловьева удостоверял упомянутый содержатель харчевни. Он же, как оказалось, принимал у него и краденые вещи и сбывал их. Григорьева-Соловьева за неимением существенных улик осво­бождали. Так тянулось несколько лет.

Надо было, следовательно, отдать справедливость Григорьеву, что он отлично умел прятать концы в воду и выходил из всякого мошеннического дела с не­запятнанной репутацией.Но и «на старуху бывает проруха». Вздумалось Григорьеву-Соловьеву съездить в Новгород, где он начал свою службу, и там, «на родине», попробовать счастья. Тут-то с первого раза ему и не повезло.

Ночью через открытое окно забрался он в квар­тиру чиновника Лубова и начал шарить на письменном столе. На беду, чиновнику в эту ночь почему-то не спалось. Заметив в соседней комнате незнакомца, отворяющего его письменный стол, чиновник неслышно прокрался на черный ход, запер за собой двери и, разбудив двух дворников, поймал вора, когда последний с внушительным по виду и плотно набитым узлом занес уже ногу с подо­конника.

Это похождение привело Григорьева и к установлению подлинной его личности, и в тюрьму. Здесь тоже ему не повезло. Из всех арестантов он считался самым беспокойным и постоянно под­вергался за разные проступки дисциплинарным наказаниям. Два раза он пытался бежать, но безуспешно. Наконец увенчалась успехом третья попытка, по дороге в Петербург. Ему удалось раздобыть пилку. Он подпилил оконные перекладины, быстро спу­стился по трубе, рискуя разбиться, но, как мы уже знаем, благополучно бежал.

Ясно было, что приходится ловить уже искушенного мошенника. Очень вероятно также было то, что он бежал именно в Петербург, который был ему, оче­видно, хорошо знаком. Встал вопрос о его приметах.

Приметы? Получился обыкновенный «паспортный» ответ: блондин высокого роста... Но мало ли блондинов высокого роста... Уси­лили наблюдение за местами, где он проживал раньше, приглядывались ко всякого рода блондинам высокого роста, но Григорьев, он же Соловьев, как в воду канул...

Прошло месяца три, а то и все четыре.