Гений Сталин. Титан XX века (сборник)

Темнота, невежество, безграмотность, забитость крестьянской массы выступили с ужасающей откровенностью при столкновении с прогрессивным народом в современной войне, которая так же необходимо требует высококачественного человеческого материала, как и современная техника.Вполне понятно поэтому, что наиболее последовательные и решительные представители революционной международной социал-демократии, Жюль Гед во Франции и Гайндман в Англии, выразили без обиняков свои симпатии к Японии, громящей русское самодержавие. У нас в России нашлись, конечно, социалисты, которые проявили путаницу мысли и в этом вопросе. «Революционная Россия» сделала выговор Геду и Гайндману, заявив, что социалист может быть лишь за рабочую, народную Японию, а не за буржуазную Японию. Этот выговор так же нелеп, как если бы стали осуждать социалиста за признание прогрессивности фритредерской буржуазии по сравнению с протекционистской. Гед и Гайндман не защищали японской буржуазии и японского империализма, но в вопросе о столкновении двух буржуазных стран они правильно отметили исторически прогрессивную роль одной из них.

Для построения мировой коммуны и обеспечения солидарности всех трудящихся марксистам требовалось ликвидировать культурные различия между народами, перемешать их, лишить общей воли и идентичности. Отсюда вытекало полное отрицание марксизмом-ленинизмом национальной государственности, тезис о ее реакционности, органической враждебности пролетариату, тезис о необходимости принесения национальных интересов в жертву мировой революции. Неудивительно, что, по мнению Ленина, русский народ обязан был радоваться поражению «своего злейшего врага» – Русского государства и жуткой маньчжурской трагедии, как факторам, способствовавшим «подъему европейского пролетариата».

Понятно, что в середине ХХ века эта доктрина не только перестала соответствовать интересам и потребностям развития Советского Союза, но и начала представлять непосредственную угрозу его безопасности.

Сталин – сугубый рассудительный практик – все это прекрасно понимал и осознавал необходимость перемен, которые, по существу, должны были означать полный отказ Советского Союза от доктрины марксизма-ленинизма.

Проблема была в том, что Сталин, стремясь в послереволюционном безвременье и смуте опереться на чей-то незыблемый авторитет, сам превратил ленинизм в ортодоксальную религию, а Ленину воздвиг золотой храм. В поклонение Ильичу с готовностью включились партия и весь народ. Они также нуждались в жизненной опоре, боясь оставаться без могущественного покровителя, пусть и иллюзорного, один на один с враждебным миром.

В этой новой религии Сталин занял место живого апостола коммунизма, верховного жреца храма Ленина. Ревниво охраняя учение Ильича, Сталин приучил народ и партию к тому, что любое сомнение в постулатах ленинизма есть страшнейший грех и тягчайшее уголовное преступление. Отступление от ленинских норм сделалось главной формой большевистской анафемы.

Сталин и сам превратился в заложника этой системы. После войны, в новых исторических условиях, он не мог сказать людям, что коммунизм, по выражению Рональда Рейгана, «пора списать, как печальную и неестественную главу в истории человечества». Такая правда звучала бы в устах Сталина демоническим святотатством, способным полностью дезинтегрировать сознание народа.

Будучи ответственным человеком, сделать этого Сталин, конечно, не мог.Впрочем, он то и дело как бы невольно проговаривался, постепенно подводя страну к осознанию этой правды, стремясь подвигнуть народ к критическому восприятию действительности. Например, в своих лекциях «Об основах ленинизма» Сталин заявлял: