Гении сыска. Этюд в биографических тонах

Несколькими годами раньше премьеры «Терпения», в 1876 году вышла анонимная сатирическая пьеса «Бенджамен Д.: Его скромный ужин». Мишенью сатиры была политика тогдашнего премьер-министра Бенджамена Дизраэли — лорда Биконсфильда. В пьесе можно было прочесть о Поллаки целое стихотворение, в котором его называют «детектив-генералом[159] нашей аристократии», намекая на активное участие Поллаки в делах и расследованиях щекотливого свойства, касающихся семейств высшего света.

При всей иронии и язвительности, автор отдаёт должное детективу, называя его «повелителем интриг и хаоса»:

«Вот Поллаки в кресле дубовом сидит,
На столике рядом посланье лежит.
Печать на конверте с короной, гербом.
Великие тайны есть в деле таком.
<…>
И важен, и горд, будто он — кардинал.
Для лордов велик детектив-генерал!
И не усомнится никто ни на миг,
Что именно он повелитель интриг!»[160]

Разумеется, враги Дизраэли не могли пройти и мимо соблазнительного «этнического» намёка (как известно, лорд Биконсфильд был крещёным евреем). Вообще же, при прочтении этой сатиры остаётся странное ощущение, что её автор (или авторы) интеллект сыщика Поллаки оценивают выше, чем интеллект премьерминистра «Бенджамена Д.». Что, впрочем, неудивительно: Игнациус Поллаки был необыкновенно обаятелен и артистичен. Кстати, свою «иностранность», заграничное происхождение он сделал не только объектом иронии, но и орудием работы.

Как правило, он сознательно и старательно демонстрировал при разговоре свой акцент (то ли немецкий, то ли венгерский). По его собственному признанию, этот акцент сбивал собеседника с толку — тот начинал думать, что сыщик понимает меньше, чем на самом деле. А акцент в нужный момент вдруг исчезал бесследно.

В лондонской редакции французского журнала «Фигаро», в номере от 28 января 1874 года появился карикатурный портрет нашего героя. На рисунке он, держа в руках блокнот, заглядывает в замочную скважину. Портрет нарисовал известный французский художник Фостен (Faustin) Бетбедер, по заказу лондонского редактора «Фигаро» Джеймса Мортимера. Портрет входил в серию «Знаменитые лондонцы», вышедшую затем отдельным изданием. Самым известным из вошедших в неё шаржированных портретов остаётся портрет Чарльза Дарвина, демонстрирующего обезьяне её отражение в зеркальце. Так что Поллаки оказался в неплохой компании (имеем в виду, разумеется, Дарвина, а не обезьянку). Если это не слава, что же тогда слава?

Нередко он выполнял деликатные поручения иностранных правительств. Его способности высоко ценили во Франции и Австрии. Среди дипломатов или финансистов он чувствовал себя так же свободно, как и в криминальной среде. По словам его биографов, даже знаменитое агентство Пинкертона в зените славы не могло соперничать с Паддингтонским Поллаки. Частыми были внезапные отлучки из Англии, которые сопровождались скупыми и таинственными упоминаниями о нём в континентальных газетах. И оказывалось, что то или иное зарубежное правительство призвало гения сыска для распутывания очередного сложного дела.

Что представляли собою его методы? Не манеры, выводившие из себя приличных джентльменов, а именно методы как система сыска? Об этом его спрашивали многие. Слегка приоткрыл завесу знаменитый детектив в разговоре с Мюрреем:

«Суть моей системы, если таковая существует, в её секретности. Как говорится, левая рука не знает, что делает правая. Я не веду никаких записей, и в моём бюро нет администратора или секретаря, наносящего на бумагу информацию.

Мои сотрудники не знакомы друг с другом. Я не встречаюсь с ними в своём офисе. В моей памяти и моей записной книжке они фигурируют под номерами: «Номер такой-то, номер такой-то». Скажу вам больше: я и сам не стремлюсь узнать их, мне достаточно номеров»[161]. Тут он слегка лукавил. Разумеется, он знал своих агентов. И не просто знал их имена (а не одни лишь номера), но и всю их подноготную — иначе вряд ли ему удалось бы их завербовать и убедить заниматься таким, в общем-то, не самым безопасным ремеслом, каким был (да и по сей день остался) частный сыск. Другое дело, что тайны своих агентов он хранил столь же строго, как и тайны клиентов — в том числе, весьма высокопоставленных.

Тем не менее, на стене его офиса, рядом с портретом Чарльза Филда, располагался портрет одного из его агентов — очаровательной молодой женщины, имя которой он унёс с собою. Интервьюеру он вскользь заметил, что красавица-агент — «самая очаровательная и виртуозная авантюристка, какую он когда-либо встречал»[162]. Невольно приходит на ум Ирен Адлер, восхитившая великого сыщика с Бейкер-стрит. Возможно, этой женщины уже не было в живых к моменту встречи Поллаки и Мюррея — потому её портрет сыщик более не прятал.