Гении тоже люди… Леонардо да Винчи

– А потом, потом появился Стефано – знойный итальянский мачо – твой будущий отец, и… влюбился в меня. Он был всегда так галантен, встречал меня после работы с цветами и подарками. Ах, много ли нужно итальянке, чтобы потерять голову?! Я уже не искала мимолетного летнего романа, хотя и дала понять, что не против его ухаживаний. Но мне хотелось проверить его чувства, и тогда я стала кокетничать, стремясь получить больше знаков внимания от него. Я понимала, что мне ни в коем случае нельзя бегать за ним – ведь всегда надо оставлять первый шаг за кавалером! И, следуя своему плану, я, раз за разом, чтобы быть ему интересной, старалась быть новой, придерживалась разной манеры поведения, меняла стиль одежды – от элегантной красотки до подтянутой спортсменки. Зная, что почти все итальянские мужчины – фетишисты, и многие из них помешаны на каком-то предмете женской одежды – одному нравятся туфли, другому – сумочки, я стала нащупывать слабое место Стефано и не ошиблась, заметив наконец, что ему окончательно вскружила голову моя леопардовая блузка! К тому времени голова уже кружилась и у меня! Чтобы закрепить эффект соблазнения, я пришпорила коня, взяв в узду свою назойливость, опасаясь, как бы он не почувствовал себя уже окольцованным и за решеткой семейной жизни. Я порой специально не отвечала на его звонки под каким-нибудь вразумительным предлогом, вроде, «прости, я как раз была на подиуме», или «извини, что не ответила – меня к себе вызвал продюсер!». Эта техника чудесно работала – он названивал мне сам по 10 раз на день, чтобы узнать где я и чем занимаюсь!

Человеку свойственно помнить и свойственно забывать, и память позволяет удерживать в голове множество представлений, которое мы упорядочиваем и используем по мере надобности. Вот и Филомена, используя богатство своего жизненного опыта, пустилась в эти легкомысленные воспоминания, которые, казалось, были вовсе не к месту в печальных больничных обстоятельствах. Но кто взялся бы судить ее, ведь они были ей сейчас необходимы для управления собственным поведением и взаимодействия с другими людьми. Хранимые ее памятью ощущения от вспоминаемых образов помогали ей пережить этот тяжелейший период. И она, помня совет дотторе, продолжала свой рассказ:

– Сейчас я, с грустной улыбкой на лице, признаю, что хозяйкой я тогда была никудышней. На заре нашего знакомства Стефано почему-то поинтересовался, умею ли я вообще готовить? На что я ответила, что умею вкусно резать колбасу брезаолу… -Филомена великодушно улыбнулась, и в этой улыбке было столько очарования!

– А однажды, вскоре после замужества, нас почтила своим неожиданным визитом мама Стефано. Понаблюдав за мной на кухне – а я как раз только вернулась домой, еле держась на ногах от усталости, и пыталась сообразить ужин – она вдруг как-то очень серьезно спросила меня: «Милочка, а ваши родители, случайно, не древние греки? Нет? Странно. А откуда же тогда взялась такая безрукая Венера?»

Я потом проплакала всю ночь. А через 9 месяцев на свет появился ты, Марко. Тогда тетушка Ортензия – старшая моя сестра – по доброй традиции вывесила на входной двери нашего дома голубой бант – с вышитым на нем ангелочком и твоим именем. Она сказала, что таким образом мы сообщим соседям о рождении нового человечка, чтобы разделить с ними радость в этот особенный день. Голубой же цвет – цвет нашего итальянского неба – это взывание к Богу, чтобы он защитил новорожденного.

Романтический период наших встреч, влюбленности и поэзии как-то быстро подошел к концу. В наши отношения ворвалась жизнь, совместная жизнь, с ее бытовыми проблемами и малоприятной прозой. Прожили мы вместе не долго и расстались, когда тебе было полгода, хотя, наверное, мы могли бы быть идеальной парой, если бы не он… Не разделяя и не понимая моих творческих интересов, он не мог выдержать моих частых разъездов, всех этих, как он говорил, шика и гламура, дефиле, шквала фотосессий и подиумов, кастингов и вечерних ужинов со спонсорами. Он хотел, чтобы я бросила работу и занялась твоими пеленками и кашами. Дома он требовал, чтобы на кухне я находилась в строго определенном виде: в длинном фартуке и с туго повязанной на голове косынкой, полностью скрывающей волосы. Никаких маленьких кокетливых передничков он не признавал. Причем он был категорически против синтетики, которую я так любила.

– Ты не будешь носить синтетику никогда и нигде, – говорил он. -От нее пятна не отстирываются. И это вредно! Одежда должна быть только из натуральных тканей!

Я же в большинстве случаев делала все по-своему, так, как мне было удобней.

– Ты очень упряма, – сказал мне однажды Стефано, – и это далеко не лучшая черта твоего характера.

– Но и не самая худшая, – ответила я.

Все-таки, твой отец, Марко, был странным человеком. Сначала он говорил мне: «ну, я тебя перевоспитаю», а потом: «а ты раньше не была такой стервой»!