Гений войны Скобелев

С начала 1880-х годов осложняются отношения России с Англией, которая имела свои интересы на Ближнем Востоке. Точки разногласий возникают на Балканах, в Турции, Средней Азии. Также осложняются отношения Германии и Франции, так как оба государства находились на грани войны друг с другом. В этой ситуации и Германия, и Франция стали искать союза с Россией на случай войны друг с другом. 6 июня 1881 года, по инициативе германского канцлера О. Бисмарка, был подписан секретный австро-русско-германский договор, готовившийся еще при Александре II, известный как «Союз трех императоров», который предусматривал благожелательный нейтралитет каждой из сторон в случае, если бы одна из них оказалась в войне с 4-й стороной. В то же время О. Бисмарк втайне от России начал переговоры с целью заключения Тройственного союза (Германия, Австро-Венгрия и Италия) против России и Франции, который предусматривал оказание странами-участницами военной помощи друг другу на случай военных действий с Россией или Францией.

Речь на банкете

В январе 1881 года, незадолго до банкета, который должен был состояться в Петербурге в годовщину взятия туркменской крепости Геок-Тепе, Михаил Дмитриевич в беседе с И. С. Аксаковым сказал, что на этом банкете он намерен «произнести речь и воззвать к патриотическому чувству России в пользу славян, против которых вооружаются в настоящее время мадьяры».

Действительно, 12 января на банкете в ресторане Бореля в Петербурге, устроенном в честь первой годовщины со дня штурма Геок-Тепе, М. Д. Скобелев взял слово. Тогда, в частности, он сказал:

«Великие патриотические обязанности наше железное время налагает на нынешнее поколение. Скажу, кстати, господа: тем больнее видеть в среде нашей молодежи так много болезненных утопистов, забывающих, что в такое время, как наше, первенствующий долг каждого – жертвовать всем, в том числе и своим духовным, на развитие сил отечества.

Опыт последних лет убедил нас, что если русский человек случайно вспомнит, что он благодаря своей истории все-таки принадлежит к народу великому и сильному, если, Боже сохрани, тот же русский человек случайно вспомнит, что русский народ составляет одну семью с племенем славянским, ныне терзаемым и попираемым, тогда в среде известных доморощенных и заграничных иноплеменников поднимаются вопли негодования, и этот русский человек, по мнению этих господ, находится лишь под влиянием причин ненормальных, под влиянием каких-нибудь вакханалий.

Вот почему прошу позволения опустить бокал с вином и поднять стакан с водою. И в самом деле, господа, престранное это дело, почему нашим обществом и отдельными людьми овладевает какая-то странная робость, когда мы коснемся вопроса, для русского сердца вполне законного, являющегося естественным результатом всей нашей 1000-летней истории. Причин к этому очень много, и здесь не время и не место их подробно касаться, но одна из главных – та прискорбная рознь, которая существует между известною частью общества, так называемой нашей интеллигенцией, и русским народом.

Господа, всякий раз, когда Державный Хозяин русской земли обращался к своему народу, народ оказывался на высоте своего призвания и исторических потребностей минуты. С интеллигенцией же не всегда бывало то же – и если в трудные минуты кто-либо банкротился перед царем, то, конечно, та же интеллигенция. Полагаю, что это явление вполне объяснимое: космополитический европеизм не есть источник силы и может быть лишь признаком слабости. Силы не может быть вне народа, и сама интеллигенция есть сила только в неразрывной связи с народом.

Господа, в то самое время, когда мы здесь радостно собрались, там, на берегах Адриатического моря, наших единоплеменников, отстаивающих свою веру и народность, именуют разбойниками и поступают с ними, как с таковыми!.. Там, в родной нам славянской земле, немецко-мадьярские винтовки направлены в единоверные нам груди…

Я не договариваю, господа… Сердце болезненно щемит. Но великим утешением для нас – вера и сила исторического призвания России.

Провозглашаю, господа, от полноты сердца тост за здоровье государя императора!»

Эта речь Скобелева вызвала широкую огласку не только в самой России, но и в Европе. Правительство Австро-Венгрии высказало свое неудовольствие, расценивая слова Скобелева как вмешательство во внутренние дела империи.

Александр III также неодобрительно отнесся к высказываниям «белого генерала». По его приказу министр иностранных дел Гире принес австрийскому правительству «изъявления своего сожаления по поводу этой застольной речи Скобелева». В «Правительственном вестнике» было опубликовано соответствующее разъяснение.

В то же время нужно понимать, что выступление в ресторане Бореля было, вне сомнений, заранее обдумано Скобелевым. Об этом свидетельствуют не только воспоминания А. Ф. Тютчевой о состоявшемся накануне разговоре Скобелева с Аксаковым, но и другие данные.