Гений войны Скобелев

Требования от солдата на походе выражены в следующих словах приказа: «На походе самовольно отсталых я не допускаю. Солдат может отстать или по приказанию начальника, или по болезни, как в том, так и другом случае не без ведома ротных, сотенных, эскадронных и полубатарейных командиров, которые всегда должны иметь в памяти подробные расходы людей вверенных им частей.

Со всех самовольно отсталых строго взыскивать.

На походе особенно избегать людям без крайней необходимости мочить ноги».

Начальник, допускающий в своих войсках грабеж, насилие над жителями и пленными, кладет самые пагубные основы для нравственного разложения войск и залог их верного поражения неприятелем.

Рядом приказов и наставлений Скобелев борется с проявлением малейших зародышей названных язв.

Приведем некоторые из них:

«1) Приказ по авангарду действующей армии 10 января 1878 г. № 12. «Поздравляю вверенные мне храбрые войска с занятием второй столицы Турции. Вашей выносливостью, терпением, храбростью приобретен этот успех.

Великий князь главнокомандующий приказал мне благодарить всех. Порадовали вы … всю Россию.

Отдавая вам должную справедливость, не могу, однако, вам не высказать, что за последние дни я заметил некоторую распущенность. На вчерашнем переходе из Хаскиоя было слишком много отсталых; я даже заметил некоторых из нижних чинов, которые, забывая честь мундира, оставляли ряды с целью грабежа.

Обращаюсь ко всем начальникам частей, ко всем господам офицерам, ко всем честным солдатам вверенных мне доблестных войск и напоминаю им, что на вас, счастливцев, авангард действующей армии, обращены взоры всей России, всего мира…

Сохраним во всей чистоте славу русского имени и славу полков, поддержанную в эту войну ценою крови.

Предупреждаю все чины вверенного мне отряда, что за всякую самовольную отлучку от частей, не говоря уже о мародерстве, пьянстве и преступлениях, предусмотренных законами военного времени, виновные будут преданы полевому суду». (…)

Из этой концовки следует, что вопросы воинской дисциплины рассматривались М. Д. Скобелевым как важнейшая составная часть не только военного дела, но и военного искусства. Он считал, что каждый подчиненный должен беспрекословно выполнять приказы своего командира, а командир должен строго следить за дисциплиной подчиненных. Так, вступая в командование войсками, действующими в Закаспийской области, генерал Скобелев писал: «…считаю священным долгом напомнить доблестным войскам, ныне мне вверенным, что основанием боевой годности войска служит строгая служебная исполнительность, дисциплина. Дисциплина, в полном значении этого слова, быть там не может, где начальники позволяют себе относиться к полученным им приказаниям небрежно. Это должно отзываться на отношении нижних чинов к долгу службы. Строгий порядок в лагере, на биваках, строгое исполнение всех, даже мелочных требований службы, служит лучшим ручательством боевой годности части…»

Требуя безусловной исполнительности – раз приказание или задача дана вполне определенно, Скобелев допускал, даже настаивал, чтобы исполнитель «рассуждал» в пределах данной и необходимой ему свободы. В следующих словах приказа, отданного по поводу одного маневра, выразилось это требование: «Начальник авангардной позиции, с прибытием моим в вверенный ему участок, перестал почему-то заниматься своим делом, забыв, что главная его задача – распоряжаться по обороне позиции самостоятельно, а не прислушиваться к мнению присутствующего начальства. Вследствие сего упущены были им из виду весьма важные приказания и т. д. …»

Польза дела требует не раболепного исполнения желаний начальника, не бессмысленного потворства им, а освещения обстановки в форме докладов-советов, конечно, тогда еще, пока начальник не пришел к определенному решению, передаваемому категорически. Однажды, при обсуждении какого-то вопроса кто-то из подчиненных сказал Михаилу Дмитриевичу:

– Я по дисциплине не смею возражать вам.

– Какая дисциплина. Теперь не служба… Обыкновенно недостаток знаний и скудоумие прикрываются в таких случаях дисциплиной…

Он терпеть не мог людей, которые во всем безусловно с ним соглашались.

– Ничего-то своего нет. Что ему скажешь – то для него свято. Это зеркала какие-то.

– Как зеркала?

– А так… Кто в него смотрится, тот в нем и отражается.

Еще больше оскорблялся он, если это согласие являлось результатом холопства.

– Могу ли я с вами не соглашаться, – заметил раз как-то майор. – Вы генерал-лейтенант!

– Ну так что ж.

– Вы меня можете под арест.

– Вот потому-то на вас и ездят, что у вас не хватает смелости даже на это.

«У нас всякого оседлать можно, – говорил Скобелев. – Да еще как оседлать. Сесть на него и ноги свесить. Потому что своего за душой ничего, мотается во все стороны… Добродушие или дряблость – не разберешь. По-моему, дряблость. Из какой-то мокрой и слизкой тряпки эти люди сделаны. Все пассивно, косно. По инерции как-то: толкнешь – идут, остановишь – стоят…»