Гений Зла Муссолини

Итальянская Партия

Итальянская Партия — название целого семейства шахматных дебютов. Известна еще с XVI столетия. Большинство гроссмейстеров оставили эту практику, так как без дополнительных улучшений — например, гамбита Эванса — она безнадежна. В настоящее время в чистом виде используется разве только на любительских турнирах.

I

Если в Испании колебания по поводу участия или неучастия во Второй мировой войне начались только в мае 1940 года, то в Италии они к этому времени как раз окончились.

Настроения, что называется, следовали за военной удачей.

Еще в январе 1940-го высшие иерархи фашистской партии — и Итало Балбо, и Дино Гранди, и Боккини, шеф OVRA, и, даже Чиано — смотрели на Муссолини очень критически.

Его очевидная неспособность принять решение была для них настолько очевидна, что Боккини даже сказал Чиано: «Дуче должен наконец позаботиться о лечении своего застарелого сифилиса»^[130].

Но в апреле 1940 года, после германских успехов в Дании и Норвегии, по поводу застарелого сифилиса дуче уже не говорили. Скорее наоборот — те самые люди, которые очень опасались того, что Италия втянется в войну, теперь оживленно обсуждали необходимость скорейшего присоединения к победителю.

Муссолини же не соглашался, он считал, что еще слишком рано:

«Фашизм вступит в действие только тогда, когда будет математическая, 100 %-ная уверенность в победе».

Но в мае 1940-го и Муссолини решил, что время уже подходит.

10 мая немецкие войска перешли в решительное наступление в Бельгии, Голландии и Люксембурге, и к голосам, требующим немедленных действий, присоединилась Эдда Чиано, дочь диктатора.

Право же, обычно у нее не было охоты к занятиям политикой — хватало дел в ее очень насыщенной светской жизни, но тут, по-видимому, и она не могла молчать! Отец сказал ей, что да, пожалуй, Италия уж и так достаточно долго терпела бесчестие и пребывала праздной перед лицом столь великих событий. И 13 мая 1940 года он то же самое сказал графу Галеаццо Чиано — мужу Эдды и главе своего МИДа: да, мы терпели долго, но наш час скоро придет.

Как раз в этот день, 13 мая 1940 года, Черчилль произнес перед парламентом свою знаменитую речь, в которой сказал соотечественникам: «Мне нечего вам обещать, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота».

А к середине мая 1940 года, то есть буквально через пару дней после «бесед дуче в семейном кругу», Черчилль написал дуче личное письмо.

Письмо было вежливым по стилю — как и полагается, когда глава одной великой державы пишет главе другой великой державы, — и спокойным по тону. Можно было подумать, что Черчилль как раз в эти дни и не летал в Париж, и не видел собственными глазами, как во дворе французского МИДа жгут на кострах документы.

Что до содержания, то в письме говорилось, что Англия и Италия никогда не были врагами и что им незачем становиться ими, особенно сейчас, когда в Европе и без того льются реки крови.

И еще там говорилось, что Соединенные Штаты не останутся в стороне, и вообще, вне зависимости от того, что сейчас происходит на континенте, «Англия пойдет до конца».

II

В апреле 1940 года наш старый знакомый, Луиджи Барзини, угодил в ссылку. Обвиняли его в двух вещах: во-первых, в том, что «передал врагу конфиденциальную информацию», во-вторых, в том, что непочтительно отзывался о дуче.

В отношении «врага» не все ясно — скорее всего имели место слишком вольные разговоры с американскими журналистами, аккредитованными в Риме, но вот что касается непочтения к дуче, то это — истинная правда.

Луиджи Барзини был человек вольный и насмешливый, непрерывное славословие в адрес национального лидера его разве что веселило, как хороший анекдот, а к тому же он еще был хорошо осведомлен. Из своей журналистской практики он знал, что проблемы не решаются, а заметаются под ковер.

Скажем, совсем молодым, еще в 1930 году, Барзини стал работать в лондонском бюро «Corriere della Sera», самой читаемой итальянской газеты, и получил строгую инструкцию — про мировой экономический кризис Великой депрессии писать нельзя^[131].

Кризис был где угодно — но не в Италии.

А во время командировки на остров Сардиния ему было сказано, что писать можно о чем угодно, но вот о бандйтах и малярии упоминать не следует, а это и были две самые важные вещи, влиявшие на жизнь в тамошних краях.

Понемногу Барзини пришел к выводу, что вся деятельность режима сводится к созданию показухи и поддержанию иллюзий могущества Италии. Никакие реальные проблемы не решались, но вместо этого выдумывались проблемы искусственные, и вот с ними фашизм и боролся, каждый раз достигая полного успеха.