Гений Зла Муссолини

Так вот у этой яркой дамы Бенито Муссолини вызвал такие чувства, что она завела с ним бурный роман.

Обе стороны были сильно увлечены.

Они непрестанно обменивались письмами, и если кто в те годы и знал Муссолини близко, то, пожалуй, это была Леда Рафанелли. Она много чего видела в нем — и неуверенность провинциала, вдруг оказавшегося среди людей, которых он сам признает культурнее, чем он сам, и отчаянное желание казаться ученее, чем он есть, и моментальную перемену облика — небритый и намеренно обтрепанный рабочий лидер, произнеся самую горячую революционную речь, к вечеру вдруг появляется в модном ресторане, в пиджаке с шелковой подкладкой и в туфлях, сделанных на заказ.

Роман, возможно, имел бы будущее, если бы не некоторые дополнительные обстоятельства.

Синьора Рафанелли спокойно относилась к вопросам сексуальной верности, на вещи смотрела широко и знала, что у ее любовника Бенито есть в Форли подружка, у которой есть от него ребенок. Но когда на свет божий всплыло, что и в Тренте в 1909 году у него тоже была подруга, некая Ида Ирэна Дальзер, и что вроде бы она стала приезжать к нему в Милан, а в Милане тем временем он завел еще один роман, с замужней дамой по имени Маргарита Царфати, которая, в частности, вела в «Аванти!» отдел художественной критики, Леда Рафанелли решила, что этого многовато даже для нее.

Никакие сожаления и никакие клятвы Бенито Муссолини не помогли — любовники расстались.

Но она долго еще вспоминала один разговор, который у них как-то случился за ужином: Муссолини сказал ей, что думал было стать великим писателем, но не нашел в себе достаточного таланта. Но тем не менее его имя будет на устах у всех.

Ой непременно станет великим человеком.

«Как Наполеон?» — спросила она своего любовника. «Нет, — ответил ей он. — Больше, чем Наполеон»[8].

Перемена фронта

I

Выстрел Гаврилы Принципа в Сараево сыграл роль пресловутого камешка, вызвавшего сход огромной лавины. 19-летний мальчишка выпалил в австрийского эрцгерцога 28 июня 1914 года, а ровно через месяц, 28 июля, Австро-Венгрия объявила войну Сербии, 1 августа Германия объявила войну России, заступившейся за Сербию, 3 августа Франция заявила, что выполнит свои союзнические обязательства по отношению к России, и объявила войну Германии, 4 августа ее примеру последовала Великобритания — и страны Европы посыпались одна за одной, как костяшки домино.

В войну оказалась втянута даже Турция.

И одна только Италия вдруг заявила, что остается нейтральной.

Заявление было сделано 3 августа 1914 года и в принципе было нарушением договора Тройственного союза![9]. В тексте договора имелась оговорка, гласящая, что «если одной из держав, напавших на партнеров Италии по договору, будет Великобритания, то Италия военную помощь союзникам не окажет», но итальянцы отказались от своих обязательств даже раньше того, как Англия вступила в войну.

Ссылались они на то, что соглашение имело оборонительный характер, а война началась с того, что ее союзники сами объявили войну своим противникам, не дожидаясь нападения, но истинные причины такого миролюбия, конечно, были поглубже.

Италия не была готова к большой войне.

Войны не хотели ни король, ни либеральная партия, составлявшая большинство в парламенте, ни Церковь, в Италии традиционно влиятельная, ни крупные промышленные корпорации севера страны, зависевшие от английского импорта стали и угля, — короче говоря, решение не воевать на стороне «центральных держав» было почти автоматическим.

И может быть, Италия так и осталась бы нейтральной, если бы не Сидней Соннино. Он был видным дипломатом и государственным деятелем, дважды возглавлял кабинет министров![10] и вошел в историю как первый еврей, когда бы то ни было занимавший эту должность. А в придачу ко всему вышеперечисленному он был горячим патриотом-государственником. Влияние его было велико, в среде дипломатов и правительственных чиновников чувствовалось еще летом 1914-го, а в ноябре Соннино занял пост министра иностранных дел в правительстве Антонио Са-ландры.

Он к этому времени уже убедил премьера, что если вступление Италии в войну на стороне «центральных держав» действительно совершенно немыслимо, то ситуация будет выглядеть совершенно по-другому, если она вступит в войну на стороне Антанты. Английский флот в этом случае будет не угрозой побережью, а защитой от всех и всяческих нападений, союзная Франция поможет военными материалами, а в результате неизбежной победы союзников Италия получит все, чего она тщетно добивалась со времен Кавура, все ее «неискупленные территории» — ив Тренте, и в Триесте, и так далее. Может быть, даже удастся прихватить и еще что-нибудь из австрийских владений на Адриатике. Доводы, что и говорить, выглядели убедительно.

Италия начала широкие консультации со странами Антанты.

II

Уже значительно позднее были в итальянской исторической литературе мнения, согласно которым Муссолини первым понял, что из всего этого получится, — и немедленно ухватил быка за рога.

Это очень сомнительно.