Гения убить недостаточно

Статья «Гения недостаточно» (Genius is not enough) вышла в свет 25 апреля 1936 года в нью-йоркском еженедельнике «Субботнее обозрение литературы» (The Saturday Review of Literature). Она занимала почти три журнальные полосы и была целиком посвящена феномену писателя Томаса Вулфа. Об авторе статьи – Бернарде Де Вото – скромно сообщалось в неприметной концевой сноске, набранной мелким шрифтом, что он окончил факультет английского языка Гарварда и что его перу принадлежит книжка «Америка Марка Твена». О том, что мистер Де Вото только что стал главным редактором этого журнала, где публикуются самые известные американские критики, и что в их когорте он слывет теперь первым среди равных, будучи автором всевозможных критических работ и имея в управлении ведущий цеховой орган печати, не упоминалось. Не назывались и его многочисленные беллетристические сочинения – Де Вото ощущал себя писателем, умелым и искушенным романистом. Но похвальная скромность биографической справки с лихвой компенсировалась огромным – на полполосы – фотопортретом, который открыто излучал враждебность и злую волю.

Снимок был сделан в теплый солнечный день. На фоне высоких кустов Де Вото позирует перед фотокамерой в белой рубашке и темном галстуке в светлую косую полоску. Брюки подпоясаны узким ремешком. Он в круглых очках, их тонкие дужки заведены за оттопыренные уши. На лице – глумливо-шутливая улыбка и как бы отделенный от улыбки и вовсе не шутливый, зло прицеливающийся прищур цепких глаз, увеличенных толстыми линзами. В правой руке он держит наизготове – стволом вверх над плечом – громадный пистолет. Судя по всему, это кольт «Гавемент» 45-го калибра. Вот сейчас Де Вото распрямит руку, на которой рукав для пущей демонстрации решимости закатан по локоть, и твердо нацелит ствол кольта в того, за кем он пришел. Я пришел по твою душу, Вулф! – как бы говорит с портрета американский малозначительный беллетрист и влиятельный критик родом из города Огден, штат Юта, сын эмигранта из Италии, «Великому Американскому Писателю» родом из города Эшвилл, штат Северная Каролина, потомку выходцев из Германии, всегда сомневающемуся в себе. Противостоящая Небу сила их наконец свела.

Однажды в состоянии глубокой депрессии, которая, как и приступы яростного вдохновения, обостряла в Вулфе способность к ви́дению и фиксации значимых для него образов, он послал Перкинсу мрачное письмо, в котором был удивительный, никак не связанный с последующим текстом зачин:

Дорогой мистер Перкинс!

Каждый из нас создает образ своего отца и каждый из нас создает образ своего врага. Образ моего врага я создал несколько лет назад – это личность, у него есть имя, он ничтожество и бездарность, но он мой Соперник, ибо всегда лишает меня того, чего я хочу больше всего на свете. Он, повторяю, ничтожество, но он всегда тут как тут, чтобы похитить самое для тебя дорогое. Если ты влюблен в женщину, а Соперник твой на другом краю света, он все равно возникает как из-под земли, чтобы тебе напакостить. Он нечто вроде рока, фатума. Он ничтожество, он умеет вселять страх и причинять боль[31].

Боль, причиненная Вулфу тем, кто был послан ему в качестве рока, была рассчитана на то, чтобы напакостить максимально. Де Вото не останавливался ни перед какими, даже самыми жестокими и оскорбительными формулировками, обрисовывая особенности вулфовского письма на свой – умело обезображивающий – манер. Он ловко превращал неповторимые черты прозы Вулфа в отвратительные и «неприемлемые для искусства», представляя их в кривом зеркале как раз далекого от искусства обыденного сознания. Здесь было всё – и «длинные, вихревые потоки слов, не усвоенные романом и не имеющие отношения к собственно художественному делу», и «голые сгустки эмоций», и «бесцельная и совершенно бессмысленная болтовня», и «трескучие фразы», и «напыщенность», и «апокалиптический бред», и «изрыгания ругательств, хрюканье и тарзаноподобные крики», которыми, по мнению Де Вото, наполнены сочинения Вулфа.

Де Вото утверждал, что Вулф «всё еще поразительно незрел» и что он «не овладел ни психическим материалом, из которого делается роман, ни техникой написания художественной литературы».

Но всё это было не главное. По большому счету, эти оценки не могли произвести катастрофических перемен в жизни писателя, признанного в США и Европе. За годы славы Вулф научился не впадать в кромешное отчаяние – хотя и шумно злился – из-за мнения рецензентов, даже таких, которые позволяли себе личные выпады, вплетая в свои опусы рассуждения о его великанском росте, из-за которого будто бы и происходят умопомрачительные преувеличения в образной системе его прозы. Вулф, в общем-то, был способен снести удар любой силы от любого критика.

Но Де Вото был не любым. И главное было в другом.