Людмила очнулась, обнаружив себя на переднем сиденье «жигулей». Руки были стянуты за спиной чем-то липким и прочным. Голова кружилась, перед глазами мерцали и переливались огоньки, но все же Людмила узнала эту старую пятиэтажку.
Здесь, в этом дворике, где остановилась машина, прошло ее детство. Теперь здесь жила мама и…
Людмила рванулась, вспомнив все: Кирюха! Мама!
Но с губ сорвалось только мычание – клейкая лента запечатала рот.
Скотч удовлетворенно кивнул головой:
– Какие мы нежные, однако. По моим расчетам, должна была очухаться раньше… Теперь слушай внимательно. Ты сорвала мне хороший контракт. По твоей вине я потерял большие деньги. Мои деньги ты расстреляла в том джипе. Придется отработать, ясно?
Людмила закивала головой так, словно отбивала в церкви земные поклоны. Да она их и точно отбивала – мысленно, с одной только мыслью о сыне, даже не думая больше о матери, только он, он, Кирюха!
По лицу женщины текли слезы.
Скотч тоже кивнул, удовлетворенно:
– Ладно, по первому вопросу договорились. Как будешь отдавать долг, после объясню.
Резким движением он сорвал с губ Людмилы скотч:
– Переходим ко второму вопросу повестки: хочешь, чтобы твой сын остался жив?
Людмила расклеила липкие губы:
– Я все сделаю.
– Знаю, – кивнул Скотч, – с мамашками лучше всего работать, за своего щенка… Впрочем, хватит лирики. Разомни вот лучше руки!
Когда в затекшие руки вернулось кровообращение, Скотч передал Людмиле все тот же, уже знакомый ТТ с глушителем.
– Сейчас я звоню нукерам Ноздри, через минуту-другую они выйдут, а дальше тебе работать. Помни, они включат газ, чтобы я им сейчас ни сказал. Так что времени у тебя – с гулькин хер!
Людмила вышла из машины. Было тихо. Мела поземка…
Скотч опустил стекло дверцы, и оттуда на Людмилу равнодушно глянул черный зрачок автоматного дула:
– Ключи от квартиры приготовь заранее.
Скотч набирал номер телефона.
Людмила стала вполоборота к двери парадной, ноги на ширине плеч, пистолет опущен стволом вниз.
Стрельба по силуэтам. Все просто.
На четвертом этаже «хрущевки» светились знакомые окна…