Генофонд нации

Зато потом она с полным основанием забралась с ногами на продавленный диван в комнате Вадима.

Несмотря на допотопность, или, напротив, благодаря оной, диван был очень уютным. Усилием воли отогнав сладкие воспоминания о проведенных здесь часах, Маша принялась сухо излагать все, что успел сообщить Коряпышев об установке по сохранению генофонда нации, переправленной в Венгрию неизвестными злоумышленниками из неизвестного оборонного НИИ.

Говоря по правде, факт был всего один, но он стоил человеку жизни!

Вадим слушал молча, не делая никаких пометок и вообще не проявляя видимого интереса к теме.

Не прошло и нескольких минут, как Маша вернулась к своей обычной эмоциональной манере, жестикулируя, откинув плед, одновременно замечая, что Токмаков скосил-таки глаза на ее ноги, высоко открытые сбившейся юбкой.

В конце концов, если он был таким патриотом, как декларировал, то долг перед отечеством призывал его к практическим шагам по сохранению генофонда. И Маша, так и быть, готова была к оказанию содействия в этом государственной важности вопросе.

Как-то незаметно спаситель кошек оказался на продавленном диванчике в непосредственной близости от рассказчицы. Его рука задержалась на Машиной коленке и после секундной заминки двинулась выше, как альпинист по рискованному, хотя уже не раз проделанному раньше маршруту.

Маша затаила дыхание. В интуитивном предчувствии подобного развития событий она вместо колготок натянула сегодня чулки. Колготки, конечно, удобнее, но чулки намного эротичнее. Рука Вадима с черного эластика скользнула к белой нежной коже.

Мобильный телефон заверещал так неожиданно и громко, что Маша рефлекторно откинула пластинку микрофона. При этом «альпинист», почти добравшийся до цели, нервно вздрогнул и сорвался в пропасть. Вот так же падал бедный Коряпышев, унося с собой тайну установки по сохранению генофонда российской нации.

И прежде чем Маша успела ответить, Вадим отодвинулся, зевнул и сказал:

– Зря ты мне все это рассказала. Я теперь не занимаюсь такими делами. Я – за штатом.

3. «Паду ли я, дрючком пропертый?»

Почувствовав под ногами родную почву, Дим Димыч Сулева – телеоператор, выпивоха и половой разбойник, не терял даром времени. Пока водитель «Газели» искал запропастившуюся куда-то искру, Дим Димыч нашел в холле международного аэропорта «Пулково-2» отбившееся от стада колоратурное сопрано.

Сопрано, носившее звучное имя Елизавета Заболоцкая, возвращалось с гастролей по Соединенным Штатам, Германии и Франции вместе с труппой Саратовского академического театра оперы и балета. Сулева еще в самолете приметил эту могутную – с Волги-матушки! – женщину. Обладая не соответствующим комплекции мелодичным голоском, она с видимым удовольствием тиранила оным стюардессу, через каждые пять минут требуя то плед, то воду, то достоверную информацию о температуре воздуха за бортом, будто собиралась выйти подышать свежим воздухом.

По этим признакам легко определялась зануда с садистскими наклонностями. Но Сулеве было на это наплевать. В свои тридцать пять – сорок Елизавета Заболоцкая сохранила отличную фигуру и свежую кожу, а что еще нужно от женщины, с которой собираешься провести только ближайшую ночь?

Дело в том, что артистам Саратовского академического предстояло скоротать в городе-герое Санкт-Петербурге почти сутки – самолет в их поволжскую тьмутаракань летал не каждый день. У большинства представителей творческой интеллигенции в Питере были родственники, другие собирались ночевать в гостинице. И только колоратурное сопрано из врожденной вредности или жадности решила кантоваться ночь в аэропорту.

Эту полезную информацию Сулева почерпнул от руководителя труппы, вместе с кем дегустировал на борту авиалайнера алкогольные напитки. Сейчас тот шастал по стоянке в поисках микроавтобуса, который за недорого – как же, держи карман шире, – отвезет труппу в Питер, а Елизавета Заболоцкая стояла у киоска с желтой прессой и потерянно оглядывалась по сторонам. Похоже, она осознала, что ночь длинная, а кругом ходят подозрительного вида парни нерусского обличья с трехдневной щетиной, и никто не дарит примадонне цветы…

И Дим Димыч воспользовался ситуацией. Когда требовалось, он мог быть красноречивым. Недаром его называли Сулевей-разбойник. Но в отличие от настоящего Соловья-разбойника, обитавшего в Муромских лесах, и убивавшего свистом, Сулева пользовался красноречием исключительно в мирных, можно сказать животворящих, целях…

Спустя четверть часа, подхватив увесистую дорожную сумку оперной дивы, Сулева уверенно двигался к выходу из здания аэропорта. Навстречу ему торопливо рысил водила:

– Димыч, все, мой «пепелац» готов к старту. Ты не будешь против, я тут нашел халтурку, несколько человечков подбросим до города?

– О чем базар! Конечно, не против. Только я теперь, видишь, не один.

– Нормально, места хватит. В тесноте, да не в обиде!