Геном бессмертия

— Не торопись, подождем первой ночной смены караула, — охладил его пыл Корнеев. — А там и поглядим. Есть кое-какая мыслишка. Зря что ли мы в немецкие мундиры вырядились? Только, чтоб затея удалась, нужна ваша помощь.

— Что именно? — подались оба сапера к командиру.

— Как думаете, между башней и комендатурой, связь поддерживается?

— Скорее всего.

— А надо, чтоб ее не было. Как только время смены караулов минует, так и оборвать. Сможете найти провод в темноте?

— Чего его искать, — хмыкнул Ованесян. — Кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая линия. В нашем случае — это труба водопровода. Не зря же ее хозяйственные немцы обрезать обрезали, а демонтировать не стали. Замкну провод на металл трубы и всего делов. Связь останется, но с такими жуткими помехами, что говорящий сам себя не поймет. И все, как бы случайно.

— Отлично, — одобрил предложение сапера Корнеев. — Так даже лучше… Действуйте. Заодно и фугасы установите. Только не взорвите преждевременно. Хотя, если задуматься: ворваться во вражеский населенный пункт верхом на средневековой башне — в этом, товарищи офицеры, есть что-то оригинальное…

* * *

Проводив взглядами спины удаляющихся товарищей, вошедших в состав "Призрак-Один", группа Малышева, спустилась по крутому склону в овраг и по его дну, старательно заметая следы, щедро посыпая землю махоркой, чтоб отбить нюх немецким овчаркам, отвернула на север. Южнее и западнее, там куда отправились их товарищи, начинались просторные чуть холмистые поля, среди спелых колосьев могли укрыться только зайцы и перепелки. Зато севернее песчаного карьера жирные торфяные болота примыкали вплотную к большому лесному массиву.

Правее, примерно в полукилометре, деловито перекликалась множеством голосов, гудела моторами, лязгала железом траков и стучала деревянными бортами грузовиков прифронтовая дорога. А еще дальше, за лесом, степенно, как уходящая гроза, выводила басовитые ноты персональной партитуры передовая. Там, у горизонта, что-то непрерывно ухало, взрывалось, полыхало, — но без надрывного свиста и воя, слышимого вблизи, казалось совсем не страшным, и даже привычным. Тогда как редкие, короткие периоды затишья вызывали в душе фронтовиков неосознанную тревогу. Так машинист локомотива, передав управление помощнику, безмятежно спит под перестук колес и ворчание двигателя, и мгновенно просыпается при каждом торможении или остановке поезда.

Бегом преодолев открытое пространство торфяников, благо между небольшими болотцами вдоль и поперек было протоптано множество тропок, группа нырнула в тень деревьев.

— Я что-то не пойму, это лес или парк? — не удержалась от вопроса Оля Гордеева, удивленно поглядывая вокруг.

Лес и в самом деле мало походил на привычные взгляду родные русские чащи. В иных колхозах кукуруза или подсолнух росли не так ровно и равномерно, как здешние деревья. Ни кустарника, ни подлеска, ни хворосту. Только аккуратно очищенные от старых веток, на высоту человеческого роста, словно под линейку высаженные дубы, грабы, липы и редкие березы.

Девушка даже внимательнее поглядела под ноги, ожидая увидеть вместо травы и опавшей листвы — песок и толченый кирпич.

— Лес, младший сержант, лес… — чуть строже, чем требовалось, подтвердил Малышев. Радистка была так соблазнительно женственна, что капитан не решался перейти с ней на дружеский тон. Опасаясь незаметно для самого себя перешагнуть тот едва заметный рубеж, где заканчивается фронтовое приятельство и начинается банальное ухаживание. Тем более, что подобная фамильярность, стала бы прямым оскорблением погибшей жене и их, так и не родившемуся, ребенку.

— А что же он тогда такой… — Ольга замялась, подбирая нужное слово. — Не настоящий.

— Ты хотела сказать: слишком ухоженный?

— Ну да. Это же сколько труда приложено, а главное — зачем? Грибов больше вырастет, что ли? Заняться фрицам нечем, или… — она помолчала чуток, а потом продолжила скороговоркой, потемнев глазами и задыхаясь от возмущения. — Я поняла, товарищи! Это же фашисты над нашими пленными так издевались, верно? Заставляли людей выполнять совершенно бесполезную работу.

— Нет, дочка, — успокоил ее Степаныч. — Все гораздо проще. Иные края — иные порядки. Я немного пожил возле западной границы, успел понять. Деловая древесина здесь очень дорогая. Поэтому каждый хозяин ухаживает за своим участком, как за садом. Ни одного деревца зря не срубит…

— У них, что и лес у каждого свой?

— Не лес, нет, — усмехнулся Семеняк. — Только небольшой участок. Пара-тройка моргов… Морг — это не покойницкая, — поспешил объяснить, видя возрастающее недоумение на лице девушки. — Мера площади такая. Чуть меньше половины нашего гектара. Общее здесь, только небо над головой. А все остальное — порознь. Каждый на себя тащит, в свою норку. Хотя, какой-нибудь настоящий пан, наверняка, гораздо большим куском лесных угодий владеет. Но там такого порядка уже не увидишь. Пану хворост без надобности. В его каминах уж точно цельными поленами топят.