Гензель стал глотать медленно, позволяя жидкости сперва наполнить рот. Сразу стало легче. Жидкость сделалась обычной водой, ничуть не горячей, только сильно отдающей вонючей тиной. Но Гензель был готов не обращать внимания на этот запах, готов был пить целую вечность. Однако желудок вновь скрутило от боли, пришлось сделать перерыв.
— В-вода чистая?.. — спросил он, тяжело дыша.
Глаза открылись сами собой. Вот он уже видит лицо Гретель, бледным солнцем нависшее над ним, уродливые кроны деревьев, похожие на сброшенные в неразобранную кучу пыточные механизмы, крошечные кусочки неба…
— Почти чистая, — подтвердила Гретель. — Я нашла маленький ручеек под камнями. Там вокруг него растения почти без порчи.
— Да хранит тебя Человечество… — Гензель сделал еще несколько глотков.
Только сейчас он сообразил, что мокрая тряпица, из которой он пьет, это платок Гретель. Сама она выглядела осунувшейся, безмерно уставшей, поперек лба тянулась прерывистая свежая царапина. Интересно, сколько колючих кустарников с ядовитыми шинами и смертельных ловушек пришлось ей преодолеть, чтоб принести своему непутевому братцу тряпицу с водой?.. Защитник…
— Ты чего? Лежи!
— Належался, — буркнул он, кряхтя. — Пора и кости размять. Какой нынче день?
— Четвертый. Утро.
Четыре дня испытания Ярнвидом. И они все еще живы. Возможно, Человечество на небесах прикрывает их невидимыми ладонями от всех опасностей. Если так, Гензель был ему благодарен, хотя в своей старой жизни церковь Извечного и Всеблагого Человечества посещал лишь от случая к случаю — после воскресных проповедей монахи часто раздавали протеиновые лепешки. Вспомнив о лепешках, Гензель погрустнел. Может, Человечество незримо и прикрывает их от опасностей, но еды от него явно не дождешься. Разве что с неба подобно дождю хлынет белковый концентрат…
— А там, где вода… Там растений съедобных каких-то не росло, часом?
Гретель вздохнула.
— Ручеек совсем крошечный, я и воду битый час набирала. Накопала немного корешков, что там росли, наверно, съедобные. Но на завтрак их не хватит.
Гензель взглянул на ее добычу и вынужден был признать, что на завтрак их не хватило бы и белке.
— Съедим немножко, — решил он, — остальное возьмем с собой. Должен же этот проклятый лес рано или поздно закончиться!
Внутренне он уже сомневался в этом. Страшные мысли бродили вокруг огонька его сознания, как мутировавшие хищники — вокруг костра в ночи. Мысли эти он пытался не обдумывать, отогнать обратно в ночь, но все-таки ухватывал их жуткие силуэты. Может, все это время они с Гретель ходят по лесу кругами?.. Может, сейчас они двигаются не к опушке, а, напротив, в гибельные топи, из которых нет выхода?.. Или вовсе лежат, одурманенные каким-то ядом, на полянке и все происходящее им только мерещится?..
«Нет, — подумал Гензель, поднимаясь. — Такой лютый голод мерещиться просто не может».
В четвертый день они даже не шли — едва ползли, как столетние старики. Овражки и корни, которые дети прежде перемахивали, не замечая, теперь отнимали невероятно много времени. Спуски и подъемы тянулись бесконечно. Лишь утолив мучившую его жажду, Гензель понял, какие муки голода терзали все это время его сестру. Четыре дня без еды, на пределе выносливости тела, в неизвестности и страхе могли подкосить и взрослого мужчину. Гретель всегда выглядела невероятно бледной, но сейчас Гензелю стало казаться, что от усталости и голода лицо ее почернело. Несчастные корешки они сгрызли почти сразу, те не дали сытости, да и не могли ее дать эти крошечные хрустящие на зубах комочки.
— Сейчас бы аминокислотного бульона, а? — усмехнулся Гензель. Время от времени он тормошил Гретель, когда та совсем засыпала на ходу и делалась похожа на мертвую, да так, что аж жутко было. — Три порции сразу, пожалуй, а?
Гретель кивала или отвечала односложно. Глядя на нее, Гензель понимал, как скверно выглядел сам вчера. Теперь был его черед тащить сестру вперед.
— А знаешь что… К черту бульон! Ноги нашей в Шлараффенланде больше не будет! Пусть Мачеха сама им зальется. Хоть утонет в нем! А мы будем жить в богатом каменном городе, где ни очередей, ни лимитов, ни нормированных выдач. Хлебать будем сразу ковшом! Представляешь, заходишь ты в трактир, кидаешь монету — а тебе уже несут… Рыба печеная, мясо копченое, пироги с почками, трюфели, спаржу и пумперникель на золотом блюде!
Что такое «пумперникель», Гензель сам толком не знал, слово это услышав случайно от шлараффенландских мальчишек, что работали на кухне одного окторона. Звучало на редкость вкусно и загадочно.
Но Гретель не отзывалась даже на «пумперникель». Она брела в никуда, опустив голову и покачиваясь на ходу. Даже наполовину безмозглые анэнцефалы, покорные слуги Мачехи, — и те больше походили на людей, чем она.