Геносказка

— Забудь уже про свои научные изыскания! — крикнул он, топча сапогом пробирки. Те отозвались из-под подошвы звоном стекла. — Его природа давно уже не имеет значения! Дерево или человек — да какая, к черту, разница? У него ключ! И камин остался без защиты. Мы сами оставили его без защиты. Двенадцать часов, целую вечность назад. Все кончено, ты понимаешь? Он уже добрался до него, твой чертов Бруттино! Мы обманули сами себя! В его лапах — арсенал, по сравнению с которым последняя генетическая война покажется эпидемией гриппа! А тебя заботит только то, что может испытывать разумное дерево?

— Это важно. Мне кажется, я стала лучше понимать, что он такое. И чего хочет. Но я хотела бы ошибаться.

— Хватит! — Гензель резко махнул рукой и, повернувшись, зашагал к брошенному мушкету. — План «последовательность и осторожность» можно бросить. Мы возвращаемся к моей тактике.

Гретель едва за ним поспевала. Судя по тому, как поникли ее плечи и спотыкались ноги, вся усталость последних дней мгновенно навалилась на нее, а спина геноведьмы была недостаточно прочной, чтобы выдерживать подобную нагрузку.

— Что толку? — вяло спросила она. — Камин уже разграблен и пуст. Мы опоздали. В этот раз, боюсь, опоздали слишком сильно, братец.

— Я знаю, — ответил он. — Но, может, мы найдем хоть что-то. Следы, намеки… Четыре куклы и груда склянок не могут раствориться в городе без следа. Если они захотят сбыть награбленное на черном рынке, это тоже можно будет отследить. Нам надо в Вальтербург, сестрица, и чем быстрее, тем лучше! Вдруг еще не все потеряно?

— Или же потеряно гораздо больше, чем мы думаем, — произнесла она за его спиной.

15

Хибара старого шарманщика не изменилась, гниль, жившая в ее щелях и перекрытиях, была бессильна уничтожить стены за столь короткое время их отлучки. Но все же Гензелю показалось, что обиталище папаши Арло выглядит не так, как прежде. Более заброшенным и зловещим. Игра воображения, не более того, но Гензель всегда доверял своей интуиции, своему акульему чутью. Акулы не очень сведущи в геномагии, но неприятности они чуют за милю. От хибары старого шарманщика с самого начала пахло серьезными неприятностями. Как и от всей этой истории.

— Держись сзади, — коротко приказал он Гретель, не оборачиваясь. Руки крутанули мушкет, висевший стволами вниз, и тот вскинулся, уставившись на входную дверь.

Гретель не собиралась спорить — она тоже понимала, что геномагия кончилась.

В этот раз Гензель не церемонился с дверью, от удара плечом она с хрустом переломилась пополам и беспомощно повисла на петлях. Гензель готов был всадить пулю в того, кто окажется за нею, даже палец приятно заныл, но почти тут же был вынужден расслабиться на спусковой скобе.

В каморке папаши Арло никого не было.

Ни самого шарманщика, ни кого бы то ни было еще. Лишь ветхая, обильно украшенная плесенью мебель, ржавый синтезатор в углу да слепые, заросшие паутиной окна. Фальшивый камин остался на своем месте. Масляная краска, которой его когда-то старательно выписали, поплыла от влажности и жара, отчего камин давно утратил какое-либо сходство с настоящим, да и натянутый холст необратимо потемнел.

— Их нет, — констатировала Гретель от порога. — Но… почему?

— Может, они не очень-то спешат? — усмехнулся Гензель, все еще не выпуская мушкета и озираясь. — Хотел бы я знать — куда подевался папаша Арло? Разве ты не наказала ему присматривать за камином?

Гретель нахмурилась.

— Да. И он пообещал, что будет караулить его, пока мы не вернемся.

— Видимо, он решил досрочно сдать свою вахту.

Гензель, сам не понимая отчего, уставился на фальшивый камин. Ужасная безвкусица, не имеющая ничего общего с хорошим гобеленом. Надо быть человеком удивительной выдержки, чтоб прожить всю жизнь, созерцая подобную мазню.

— Я не понимаю, братец, — Гретель тоже обводила комнату удивленным взглядом, — почему здесь никого нет? Ни старика, ни Бруттино…

— Не знаю, — признался он. — У деревяшки была в распоряжении вся ночь. Но холст даже не порван… Что же до Арло, вполне вероятно, что он предпочел взять ноги в руки и смыться подальше, едва представилась возможность.

— Он мог сбежать гораздо раньше. В тот же день, когда пропал ключ.

— Угу, — отозвался Гензель, все еще изучая натянутый холст. — Больше жизни любил своего Бруттино, и это и стало его главной проблемой.

— Что ты имеешь в виду, братец?

— Ты ведь знаешь, что у акул превосходное чутье, особенно по части крови?

— Я знаю твою генокарту наизусть. К чему ты ведешь?

Гензель улыбнулся, повернувшись к холсту спиной. Мушкет вновь оказался на плече, но в этот раз три его ствола равнодушно изучали осевший трухлявый потолок.

— В данный момент я явственно чувствую два запаха. Первый — запах крови Арло. Ее совсем немного, но она свежая. Возможно, именно тут его ударили, чтобы лишить чувств и унести с собой.

Гретель насторожилась.

— Значит, он не сбежал. А второй?

Гензель вздохнул.

— А еще здесь чертовски несет псиной…