Геноцид

– Вот когда тебе ничто не будет больше угрожать, я отпущу тебя. Обещаю. И ты станешь моей королевой. Мы с тобой будем вдвоем, одни в целом мире. Уедем во Флориду, там никогда не идет снег, мы останемся вдвоем. – Он в жизни не бывал так красноречив, слова слетали с губ легко и непринужденно, неподвластные суровому контролю убогого сознания, ибо в эти минуты он не раздумывал над тем, что говорит, а просто упивался первобытной радостью. – Мы будем лежать на пляже, и ты сможешь петь свои песенки, а я – насвистывать. Все будет, малышка, только попозже, когда минует опасность. Уже совсем скоро.

Бадди и Орвилл, похоже, совершенно замерли. В полной тишине раздавался лишь стук тяжело падавших капель. Кровь у Нейла играла от грубого, первобытного восторга, рожденного сознанием того, что он внушил им животный страх.

«Боятся меня! – думал он. – Пистолета моего боятся!»

Оружие приятно оттягивало руку, пальцы обнимали его, а один осторожно прижимал курок, и в этом было наслаждение более упоительное, нежели в прикосновении губ к телу сестры.

Они и правда боялись его. Слышно было его тяжелое дыхание, несколько наигранные всхлипывания Блоссом (она, как сигнальный рожок в тумане, непрерывно подвывала с одной лишь целью – дать им возможность оценить расстояние), но они не решались сделать ни шагу. Они слишком презирали Нейла, чтобы безрассудно рисковать и в схватке с ним ставить на карту свою жизнь. Нет, его надо перехитрить, надо вынудить его сделать первый шаг.

Вполне возможно, рассуждал Бадди, если он как следует разозлится, то сделает какую-нибудь глупость – клюнет на непонятный шум и выпустит единственную пулю просто в темноту или хотя бы ослабит хватку, ведь Блоссом, наверное, уже изнемогает.

– Нейл, – прошептал он, – про тебя все известно. Элис всем рассказала, что ты сделал.

– Она мертва, – парировал Нейл.

– А ее тень? – шипел Бадди. – Призрак где-то рядом и охотится за тобой. За то, что ты с ней так обошелся.

– Брехня все это. Не верю я в привидения.

– И за то, что ты сделал с отцом. Это же страшно, как ты мог, Нейл? Он, наверное, тоже зол на тебя и тоже за тобой охотится. А ему, сам понимаешь, фонарь ни к чему, он тебя и так отыщет.

– Ничего я не сделал!

– Ему лучше знать. И Элис тоже, разве нет? Да мы все это знаем. Вот как тебе достался пистолет, Нейл. Ты убил отца, чтобы пушку захапать. Да, ты убил родного отца. Ну, поделись, каково это – решиться на такое? Расскажи нам. А заодно припомни его последние слова, что он сказал?

– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – пока Бадди говорил, Нейл так истошно вопил, словно тянул на одной ноте отвратительную заунывную песню, и при этом все пятился от голоса, звук которого, кажется, все приближался и приближался.

Потом все опять стихло, и это было еще хуже. Образовавшуюся тишину Нейл заполнил сам.

– Я не убивал его. С чего бы это я вдруг стал убивать. Он меня больше всех любил, потому что вернее меня у него никого не было. Я то никогда никуда не смывался, как бы мне ни хотелось, так-то. Мы с ним дружили, с папой. Когда он умер…

– Когда ты его угробил…

– Да, верно – когда я угробил его, он сказал: «Теперь ты главный, Нейл». И отдал мне свою пушку. «Здесь одна пуля, – говорит, – это для Орвилла». – «Хорошо, папа, – говорю. – Все сделаю, как скажешь». Мы с папой очень дружили, мы с ним были настоящие друзья. Мне пришлось его убить, неужели непонятно? Да, он собирался выдать Блоссом за Орвилла. «Папа, – я говорю, – он же чужой, он не наш, пойми ж ты!» Я все четко ему растолковал, а он все лежал и молчал. Он уже был мертвец. А всем было плевать. Все его ненавидели, кроме меня. А мы дружили с папой. Дружили.

Орвилл понял, что маневр Бадди не дал результатов. Нейл перешагнул ту грань, за которой его уже ничем нельзя было потрясти. Он переступил все границы.

Пока Нейл держал речь, Орвилл, крадучись, пробирался вперед и шарил в воздухе правой рукой, не менее чуткой, чем мышиные усики. Если бы Нейл не держал Блоссом или хотя бы не был вооружен, было бы совсем несложно, пригнувшись, подбежать к нему и скрутить. Теперь же, для того, чтобы не подставляться, и, главное, чтобы уберечь Блоссом, нужно было его обезоружить или заставить выстрелить наугад, чтобы выстрел просто пропал.

Судя по голосу, Нейл был недалеко. Орвилл медленно описал рукой дугу в воздухе, но вместо Нейла или оружия, рука неожиданно обвилась вокруг бедра Блоссом. Она не выдала его ни одним движением, даже не дрогнула от удивления. Теперь все просто – остается вырвать пистолет у Нейла. Орвилл вытянул руку вверх и налево: он должен быть где-то здесь.

И вдруг он почувствовал, что металлический ствол уперся ему в лоб, да так плотно, что он ощутил ровный изгиб холодного стального кружка, обрамлявшего вход в бездонную пропасть дула.

Нейл нажал на спуск. Раздался щелчок. Он нажал еще раз. Ничего. Пока они мокли в потоках сока, порох безнадежно отсырел.