Генри и Катон

Они покончили с ланчем. Солнце высветило серую газету, приклеенную к кухонному столу слоями жира, две обгорелые кастрюли и застарелую грязь на плите, крошки и окурки на полу, кучу молочных бутылок с остатками прокисшего свернувшегося молока и скопище розовых прозрачных тараканов в дальнем углу. В распахнутую дверь врывался запах земли и молодой листвы садов. Катон смотрел на Красавчика. Ему еще не удавалось пробиться к новой искренности, которая этим утром казалась столь необходимой и легкодостижимой. Он не знал, как начать, как найти верный тон. Выжидательный, насмешливый взгляд глаз мальчишки, угадываемый за бликующими стеклами очков, беспокоил и смущал его. Джо снял галстук и расстегнул верхнюю пуговичку рубашки. Сейчас он чистым стальным гребешком тщательно причесывал светлый шелк волос и смотрел в глаза Катону, с усилием сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Катон чувствовал, как в нем поднимается желание, необходимость соприкосновения.

— Вы знаете, отец, что я не злодей. Пока еще.

— Надеюсь, это правда.

— Вы слишком плохо думаете обо мне.

— Я не знаю, что думать о тебе.

— Вообще не думайте. Просто любите меня.

Катон заглянул в поблескивающие золотом глаза, которые, казалось, светились искренностью.

— Джо, я должен попытаться говорить с тобой более откровенно.

— Надеюсь, вы попытаетесь. Понимаете, вы относитесь ко мне как к ребенку.

— Разве? Прости. Послушай, Джо. Я должен уехать отсюда, и бог знает, где я буду. Вероятно, даже придется оставить священство, оставить церковь и…

— Почему, что вы натворили?

— Ничего не натворил. Просто решил так, то есть решу, наверное…

— О нет, нет, это невозможно, чтобы вы больше не были священником, неужели не понимаете, вы — священник, вы не это имеете в виду, не невозможное, нельзя этого делать, вы не перестанете бьггь священником, никогда, никогда…

Джо, вытянув вперед руку ладонью вниз на столе, говорил тихо, но страстно.

Катон с волнением, а отнюдь не с облегчением сказал:

— Да, невозможно, ты, пожалуй, прав…

— А что невозможно, то и не случится?..

— Нет, ну, думаю, я останусь, да, конечно, останусь…

— Вы меня испугали, отец, на секунду я решил, что вы это серьезно! Ведь если вы уедете, что будет с нами?Где-то, должно быть, есть что-то святое, наверняка есть.

Катон был ужасно тронут.

— Да-да, но святость… она не зависит лишь от простых грешных людей вроде меня… она есть, Джо, и будет там, что бы я ни делал и что бы ни думал… так что нельзя…

— Знаю, знаю, это — вера в Бога. Но я не верю в Бога, я верю в вас.

— Рассуди тебя Бог!

В проеме двери возникла чья-то фигура, и человек быстро прошел на кухню: высокая девушка в возмутительно коротком платье и с длинными струящимися русыми волосами.

Катон вгляделся, щурясь от солнца.

— Колетта!

С радостными восклицаниями и смехом они бросились обниматься. Большие черные башмаки Катона и легкие сандалии Колетты исполняли замысловатый танец на скользком от жира полу. Летнее платье и тонкие плечи исчезли в объятиях старой, отдающей затхлостью сутаны. На кухне повеяло ароматом яблок, цветов, свежестираного хлопка.

— Дорогая моя, дорогая моя…

Так они кружили по кухне, а вскочивший на ноги Джо стоял у плиты, разинув в изумлении улыбающийся рот.

— Джо, это моя сестра.

— Да бросьте вы, отец!

— Я его сестра! — крикнула Колетта.

Все трое рассмеялись.

— Знакомьтесь, Джозеф Беккет, Колетта Форбс.

— Привет, Джо!

Колетта с сияющим лицом шагнула к Джо и протянула руку. Джо робко пожал ее.

— У него прозвище Красавчик.

— Понимаю почему! Очень рада познакомиться. Какой чудесный день, правда! Ой, Катон, я так счастлива видеть тебя! Мне так вдруг стало хорошо, я знала, что должна повидаться с тобой, и…

— Ты что-нибудь ела?

— Парусэндвичейнастанции, авытуттожеели… Катон, какая у тебя грязь, может, мне прибраться? Послушай, позволь, я съем вот этот кусочек хлеба и сыру! Ох, я вам помешала, вы разговаривали. Извините, мне пойти погулять пока?

— Никакой прогулки, — сказал Катон, все еще смеясь от удовольствия, — Мне надо еще минутку поговорить с Джо… если не трудно, просто поднимись наверх…

— Нет, на улице так чудесно. Я поброжу, а ты тогда крикни. До свидания, Джо. Аты не волнуйся, хлеб я возьму с собой.

Колетта схватила хлеб и скрылась во дворе. Хлопнула калитка.

Джо сел обратно к столу.

— Надо же, надо же!..

Катон обхватил руками голову. Вместе с Колеттой в комнату ворвался некий нездешний дух надежды и радости и легко коснулся его, как ребенок касается другого ребенка в игре в салки.

— Так на чем я остановился… Слушай, Джо, лучше тебе сейчас уйти. Но мне действительно нужно поговорить с тобой. Приходи завтра утром, и мы…

— Знаете, ваша сестра красива.

— Красива? Да, думаю, ты прав.

— Уверяю вас. А еще она такая… не похожа на других. Ни одна девушка еще не смотрела на меня как она, так открыто, и руку пожимает по-мужски… Все девчонки, каких я знаю, без конца жеманятся и хихикают… настолько тупые, колготки не умеют натянуть, чтоб не морщинились… Отец, как по-вашему, она не откажется погулять со мной?

Катон перестал улыбаться:

— Моя сестра… с тобой?..