Генрих Гейне

С Европой-девой обручен
Свободы гений прекрасный,
И оба они обнялись и слились
В лобзании первом страстно.

Хоть нет попа благодати тут, -

Но не опорочен брак этим.
Хвала невесте с женихом,
А также их будущим детям.

Гимн новобрачным - песнь моя,

Песнь лучшая, иная.
Восходят звезды высших тайн
В душе у меня пылая, -

И звезды духа так буйно горят,

Ручьями огня бушуя, -
Мне чудятся, давно я окреп,
Дубы разломать могу я.

Лишь на немецкую почву я стал,

Сок дивный проник мне в жилы -
Притронулся к матери вновь великан,
И опять в нем воскресли силы!

После патетического пролога - обычное снижение стиля. Снова мелькают «путевые картины», и с реалистическими деталями. Гейне изображает этапы путешествия на немецкую родину, совершенного им в 1843 году.

Правда, изображаемый Гейне путь не соответствует действительности. Он выехал из Парижа 21 октября 1843 года и ехал через Брюссель, Амстердам и Бремен. Этапы же пути, описанные в «Германии»: Аахен, Кельн, Мюльгейм, Унна, Тевтобургский лес, Падерборн, Миндан, Бюкебург, Ганновер и Гамбург.

С самой немецкой границы Гейне в путевых образах рисует Германию перед революцией 1848 года. Он начинает с показа таможни, которая тщательно следит за тем, чтобы за ее заставу не проникла «французская зараза»:

Обнюхали все, копались везде,
В платках, рубашках, кальсонах:
Искали и кружев, и ценных вещей,
А также книг запрещенных.

Что ищете в сундуке, глупцы?!

Здесь нечем вам поживиться:
Та контрабанда, что я везу,
В моей голове таится.

Попутно Гейне вскрывает настоящий смысл выдвинутого буржуазией лозунга о германском единстве:

«Союз таможен, - оказал сосед, -
Народность нашу проявит:
Раздробленный край наш родной он вновь
Единым целым представит.

Единствам внешним он нас дарит

И, так сказать, материальным,
Единством внутри нас цензура снабдит,
По правде идеальным, -

Она единством внутри снабдит,

И в чувствах и в помыслах.
Нужно - Единой Германией ныне стать -
Единой внутри и наружно».

Новые экономические формы единства Германии не изменили, однако, внешнего облика Пруссии:

Все тот же дубовый и точный народ,
По-прежнему их движения
Прямоугольны, а на лице
Застывшее самомнение.

Взор Гейне останавливается на прусской военщине, на ее новом наряде, на высоком шлеме со стальной иглой:

Но я боюсь, что эта игла,
Когда проза настанет,
На романтичные лбы огонь
Новейших молний притянет.

С силой политического памфлета Гейне расправляется с прусской военщиной, монархической реакцией и католическими клерикалами. Вот острая инвектива на прусского орла:

На вывеске в Ахено вновь
Я птицу встретил взглядом,
Мне ненавистную.
Она Меня обдавала ядом.

Эй, птица противная!

Я тебя Когда-нибудь поймаю,
Я перья выщиплю твои
И когти тебе сломаю.

Потом тебя я посажу

Вверх на жерди голой,
А сам я рейнских стрелков созову
Сюда для стрельбы веселой.

И тот, кто птицу собьет с шеста, -

Короной, скипетром властвуй,
Ты, дельный муж, сыграем туш
И крикнем: «Король наш, здравствуй!»

После Аахена - Кельн, город, где высится громада недостроенного готического собора. Здесь вновь поднимаются со дна сердца романтические реминисценции, и Гейне удачно пользуется ими для патетики.

В Кельне вид недостроенного собора дает толчок к нападкам на поповскую реакцию. Гейне пророчествует, что придет тот день, когда Кельнский собор будет использован не для нужд одурачивания народных масс, а для других более реальных целей: