«В одном он был незаменим, — добавил он. — У него было безошибочное чутье на людей. Поскольку сам он раздваивался, он чувствовал такое раздвоение и в других. Они были правы, испытывая страх по отношению к нему. Что до остального, то он был очень хорошим скрипачом. Однажды он исполнил серенаду в мою честь. Это было превосходно».
Но Гейдрих был мертв, и Гиммлер легко мог быть по отношению к нему и циничным, и сентиментальным. Без сомнений, в отношениях между ними было напряжение, а возможно, даже чувство зависти; они вместе возвысились благодаря собственным усилиям, используя свой разум для достижения успеха, и каждый зависел от другого. Окружающие, приученные подмечать слабости, были готовы преувеличивать то, что наблюдали в поведении своих начальников. Шелленбергу, как и многим другим, Гиммлер казался похожим на требовательного учителя, настаивавшего на аккуратности, усердии и преданности с «мелочной точностью», но боявшегося, тем не менее, выразить собственное мнение и оказаться неправым. Он предпочитал, чтобы другие брали на себя его ответственность и принимали вину. «Такая система создавала Гиммлеру ауру отчужденности, казалось, он выше обычных конфликтов. Это делало его решающим арбитром». Но это также свидетельствовало о серьезной слабости в характере человека, склонного сосредотачивать в своих руках власть.
Эта слабость проявлялась в его раболепии по отношению к Гитлеру. Во время одного из бесконечных разговоров Гитлера с Гиммлером, слушавшего фюрера с сосредоточенным вниманием, Шелленберг услышал, как один из адъютантов прошептал: «Посмотрите на Гейни — он сейчас заползет старику в ухо». Когда Керстен спросил его, убьет ли он себя, если Гитлер ему прикажет, Гиммлер ответил: «Да, конечно! Сразу же! Потому что если фюрер приказывает такое, у него есть свои причины. И не мне, послушному солдату, спрашивать об этих причинах. Я признаю лишь беспрекословное подчинение». Одной из характерных особенностей натуры Гиммлера было то, что, приобретя власть, он крайне неохотно использовал ее, за исключением случаев, когда он был уверен, что риска нет. Смерть Гейдриха лишь усилила его изоляцию и слабость его характера перед лицом Гитлера.
Дела складывались совсем иначе три года назад, когда гитлеровские войска вторглись в Польшу после сокрушительных налетов Люфтваффе Геринга. Боевые формирования СС, около 18 000 человек, также принимали участие в этой войне, которая к 18 сентября фактически закончилась. 13 сентября Гиммлер, взяв с собой Риббентропа, выехал в Данциг на своем специальном бронированном поезде под названием «Генрих», вслед за поездом Гитлера и другими, в которых путешествовало верховное командование. Гиммлер долго возмущался тем, что не мог контролировать использование формирований СС, которые, по-видимому, понесли тяжелые потери. Все, что мог сделать рейхсфюрер, это сопровождать Гитлера в его официальном объезде мест боевых действий, а 26 сентября Гиммлер вслед за фюрером вернулся в Берлин.
Гейдрих не участвовал вместе с Гиммлером в этой тщетной погоне за командованием военными действиями; СД в поезде представлял Шелленберг, которого сначала и Гиммлер, и Вольф, его начальник штаба, приняли довольно холодно. Шелленберг ухватился за возможность приобрести расположение Гиммлера и в то же время изучить атмосферу и характеры людей, находящихся у высшей власти. Во время полета над горящей Варшавой попытки Шелленберга произвести на Гиммлера впечатление наконец увенчались успехом; его пригласили на ужин к рейхсфюреру СС и сообщили конфиденциальную информацию о тайном договоре между Германией и Россией о разделе Польши. Они также решили провести расследование по делу личного врача Гитлера, доктора Морреля, который был в панике, сопровождая фюрера в его поездке на фронт, что произвело на рейхсфюрера неблагоприятное впечатление.