Генрих IV

Генрих Наваррский узнал эту сногсшибательную новость в Сен-Жан-д'Анжели. Согласно рассказу Пьера де Л'Этуаля, Генрих какое-то время безмолвствовал, потом встал и жизнерадостным тоном воскликнул: «Беарнец покамест не у них в руках!». Событие подчеркивало неслыханную слабость короля и его трагическое одиночество. Рано или поздно ему придется прибегнуть к гугенотской партии. Поэтому Генрих с помощью Морнея начал настоящую заманивающую операцию. Господин Буассо повез Генриху III докладную записку о сложившейся ситуации. Короля следовало убедить, что у него больше нет необходимой власти, чтобы заставить замолчать партии, и если он хочет сохранить государство, то должен оставить подкупленную Испанией Лигу и опереться на короля Наваррского. Только он предан ему по зову крови.

Но король Франции еще не созрел для таких решений. Он не хотел посеять сомнения в крепости своей веры. Из Шартра он еще раз призвал принцев и всех подданных идти на еретиков и объявил о созыве Генеральных штатов, чтобы обсудить внутренние реформы для защиты католической церкви.

Беарнец не падал духом. В июне он послал эмиссара на этот раз к герцогу Неверскому, человеку умеренных взглядов. Он предложил ему самому организовать «антилигу», которая будет полезнее для государства, чем существующая, и сможет повлиять на короля. Король же Наваррский, чтобы не мешать, «не станет вмешиваться». В августе третья попытка, уже с графом Суассоном. Но у графа не было оснований быть довольным своим кузеном, так как король Наваррский резко изменил к нему отношение. Может быть, анонимное письмо открыло ему глаза на тайные связи Суассона с испанским двором? Он невзлюбил этого «холодного, скрытного, осмотрительного человека, ценившего роскошь и зависящего от всякого рода условностей», короче, полную свою противоположность. В августе граф де Суассон попросил у Беарнца разрешения вернуться к Генриху III под тем предлогом, что он-де убедит его противостоять Лиге. На самом же деле он вынашивал тайную надежду заменить д'Эпернона в сердце короля, «чтобы всем управлять самому».

Когда Суассон уезжал из Сентонжа, Морней вручил ему «Сообщение королю», которое Генрих III до этого отказался читать в надежде, что граф сможет во время разговора вкратце изложить его суть. Он приложил к нему другую записку, где советовал Суассону лично обратиться к папе с призывом «спасти единство французского государства», дабы уравновесить мощь Испании, опасной для европейских монархий из-за своих непомерных притязаний. Папу, которого Морней в других обстоятельствах не побоялся назвать Антихристом, теперь пришлось смиренно умолять, чтобы он установил мир между воюющими сторонами и предал упрямцев анафеме. Что касается короля Наваррского, писал Морней, то неправильно думать, будто он отказывается обучаться догматам католической веры. Интересно, показал ли Морней этот меморандум пасторам из своего окружения?

Генрих III снова не поддался этим увещеваниям. Он черпал свое вдохновение в католической религии и в принадлежности к римской церкви. Имел ли он право признать своим наследником человека, который принадлежал к протестантству и многократно отказывался от него отречься? И если само небо против, как выбрать преемника, не попав под башмак Гизов?

Гизы же не выпустили из своих когтей королевскую дичь. 15 июня — новый ультиматум: королю предлагалось набрать новые войска; одно в Пуату, на этот раз под командованием самого Гиза, — против Наваррца; второе в Дофине, под командованием Майенна, — против Ледигьера. 5 июля в Руане Генрих III дал свое согласие. 21 июля он подписал официальное признание «Святой католической Лиги», главой которой объявил себя. 22 августа постановление было одобрено Сорбонной, выступившей в роли национальной совести. Любое другое объединение запрещалось, любая клятва верности еретику аннулировалась. Только Святая Лига способна помочь королю защитить Францию. Успех католической реакции не вызывал никаких сомнений: испанская Великая Армада вышла в море. Как только Англия будет поставлена на колени, гугенотам придется либо отречься, либо исчезнуть. 17 августа король официально признал первым принцем крови старого друга своей матери, кардинала Бурбонского, однако не назвал его престолонаследником. 1 августа Гиз получил наивысшую награду после Меча коннетабля, который останется вакантным, — должность главнокомандующего королевскими войсками.