Генрих IV

События пятницы 14 мая 1510 г. описывались неоднократно. Рассказы мемуаристов многочисленны, и они совпадают в большинстве деталей. Короля снова охватила нерешительность, он тщетно пытался ее побороть, но скрывал перед близкими свою тревогу. День должен был быть посвящен улаживанию незаконченных дел, последним военным приготовлениям и въезду королевы. Он очень дурно спал и, как обычно, встал на заре, оделся, потом попросил принести Часослов и прочитал молитвы, лежа в постели до шести часов утра. Затем он дал аудиенцию капитану гвардейцев, своему послу в Испании, потом Вилльруа, пришедшему поговорить с ним о савойских делах. Оставив опочивальню, он прошел по галереям, пересек сад Тюильри. Потом он присутствовал на мессе в монастыре фельянов, а оттуда снова вернулся через сад. Гиз и Бассомпьер пришли развлечь его разными забавными сплетнями. Он встретил их остротой, которая их рассмешила, потом стал вдруг необыкновенно серьезен: «Сейчас вы меня толком не знаете, но я умру в один из ближайших дней, и тогда вы поймете, чего я стою и в чем разница между мною и всеми прочими». Почти что слова Христа. Они уже не раз слышали, как он говорил о своей смерти, и по-дружески его одернули. Откуда такие мрачные мысли? Разве у него нет {571} процветающего королевства, прекрасного здоровья, богатства, красивой жены, красивых детей, красивых любовниц? «Друг мой, придется все это покинуть», — как позже скажет кардинал Мазарини.

Потом продолжились военные заботы. Он позволил Бассомпьеру вооружить его роту на оружейном складе в Арсенале, но сначала следовало предупредить Сюлли, к которому он намерен был съездить в полдень. По возвращении в Лувр явился Фуже д'Эскюр и рассказал о необходимых приготовлениях для переправы войск через реку Семуа. Затем пришел Нерестанг, который должен был отправиться на фронт одним из первых. Когда он появился, король уже сидел за столом. Во время трапезы к нему привели маленьких принцесс, Елизавету и Кристину. Пьер де Л'Осталь принес свое новое произведение, посвященное королю. Через несколько дней Л'Осталь снова возьмется за перо и напишет «Наварру в трауре».

Встав из-за стола, он принял президента Жаннена, потом прошел к королеве со своим старым товарищем Ла Форсом. В покоях жены он прикидывался веселым, шутил с герцогиней Гиз, но мысли его были далеко. Генриху не сиделось на месте, и наконец он признался в своих сомнениях. Сюлли занемог и чувствует себя неважно. Не отправится ли ему в Арсенал, чтобы его приободрить? Но он побаивается скверного настроения своего министра и не хотел бы с ним повздорить. «Сир, — ответила ему удивленная королева, — зачем вам туда ехать? Пошлите кого-нибудь другого, у вас хорошее настроение, а там вы разгневаетесь». За десять лет до того Шекспир похожим образом описал тревогу Цезаря и страхи Кальпурнии в мартовские иды. {572}

Король вернулся в свой кабинет отдохнуть и написать письмо. Его ненадолго прервал гонец из Венеции. Он встал, подошел к окну и положил руку на лоб: «Боже, у меня там засела одна мысль, и она меня порядком волнует», — и вернулся к жене. Там он встретил канцлера и обменялся с ним несколькими словами. Он еще задержался у королевы, нарочито балагурил и как будто находился в каком-то полусне. Поиграл с сыновьями, поговорил о пире, который будет дан в парадном зале Сите в честь королевы, и приказал Витри, капитану личной гвардии короля, поехать туда, чтобы ускорить приготовления. Тот запротестовал: если король собирается выезжать, то он, Витри, обязан сопровождать его: «Город сейчас полон несметным количеством иностранцев и приезжих». — «Полноте, — ответил ему король, — на самом деле вы хотите остаться здесь и полюбезничать с дамами. Вот уже пятьдесят лет я защищаю себя без капитана личной гвардии, обойдусь без него и на этот раз. Я хочу поговорить с господином Сюлли, иначе я не смогу заснуть». Однако он все еще не мог принять окончательного решения. «Душенька моя, так ехать мне или не ехать?» — повторял он. Наконец он решился и несколько раз поцеловал королеву. «Я только туда и обратно, не пройдет и часа, как я вернусь».

Он спустился во двор Лувра по винтовой лестнице, здороваясь со всеми, кого встречал на пути, отстранил жестом другого капитана гвардии, Пралена, который хотел его сопровождать, подошел к карете, снял плащ и остался в своей обычной одежде «из черного атласа». Поднявшись в тяжелую квадратную карету, он уселся на левую скамью, в глубине. Приглашенные {573} сопровождать его поднялись вслед за ним, герцог д'Эпернон сел от него справа. Рядом с дверцами было два места спиной к улице. Лавардье и Роклор сели у дверцы со стороны герцога, Монбазон и Ла Форс у дверцы со стороны короля. На передней скамье напротив короля сели Лианкур и Мирбо. Было 15 ч. 45 мин. Король осведомился о дате, действительно ли сегодня 14-е?

Томившая его нерешительность угадывается по противоречивым указаниями, которые он давал относительно маршрута. Наконец, он сказал: «Поехали на кладбище Сент-Инносан!»