К этому времени произошли и другие перемены в положении королевы. Ее духовник брат Диего проявил очередную неосторожность и вернулся в Испанию. Последняя из ее испанских камеристок, Мария де Салинас, оставила свой пост, чтобы стать леди Уиллоубай, и, что самое главное, 23 января 1516 года умер ее отец. Все эти события ослабили ее связи с родиной, которую она не видела почти двадцать лет. Ее племянник Карл, теперь получивший испанскую корону, был разве что деревенским парнем, рожденным и воспитанным в Нидерландах. Роль посла, которая занимала у Екатерины много времени и внимания в течение первых пяти лет брака, теперь закончилась. Вместо этого она превратилась в своего рода домашнего казначея, следя за чистотой мужниного белья и вышивая собственноручно его рубашки. Она все еще прекрасно одевалась и эффектно выглядела на публике, но похвалы, которые сопровождали каждое упоминание о ней в дипломатических отчетах, ушли в прошлое. «Старая и безобразная», — так сказал Франциск I, когда ему захотелось особенно больно задеть своего царственного брата. «Как никогда уродливая», — заметил один более объективный венецианец. Она также проигрывала оттого, что ей не по душе были грубые развлечения Генриха. Время от времени она охотилась и еще более редко танцевала, но ее все больше занимали дела благочестивые, домашние обязанности и дочь. Она начала носить под своими королевскими платьями францисканскую власяницу, и современные отчеты были заполнены упоминаниями о ее паломничествах, раздачах милостыни и постоянных молитвах. Тем не менее в течение какого-то времени ее политическая роль оставалась центральной. В продолжение лета 1518 года Томас Уолси, теперь уже кардинал и вице-канцлер, стремился установить в Европе мир на основе англо-французского договора. В конце июля папский легат, кардинал Кампеджио, прибыл в Лондон, чтобы призвать Генриха и его братьев, христианских монархов, предать забвению свои распри, чтобы объединиться в крестовом походе против неверных. Второго октября был оглашен масштабный план: общий пакт о ненападении, охватывающий более двадцати участников, великих и малых. Не могло возникнуть никаких возражений против столь мягкой формулировки, которая не требовала каких-либо особых обязательств. Большинство из планируемых участников подписались под так называемым Лондонским договором в течение последующих месяцев. Быстрый, но очень кратковременный подъем престижа Англии оказался единственным заметным результатом[31].
Особое англо-французское соглашение, которое было подписано 4 октября, хотя не оказалось долговечным, привело еще к двум важным и непосредственным результатам. Его основу составлял договор об обручении двухлетней принцессы Марии с дофином Франциском, ребенком, который был еще моложе ее. Прежде чем согласиться на этот пункт, французские представители, участвовавшие в переговорах, выдвинули условие, чтобы юная принцесса была назначена наследницей своего отца. Несмотря на салическое право, французы были не против того, чтобы присоединять к себе королевства путем брачных союзов, что они продемонстрировали по отношению к Шотландии тридцатью годами ранее. Имея в виду крайнюю молодость партнеров, английские представители, вероятно, не приняли эту слишком далекую угрозу всерьез, но проницательный венецианец Мариан Густиниан считал, что этот договор никогда не был бы подписан, если бы королева тогда не была беременна[32]. 5 октября Мария торжественно обручилась в комнате своей матери в Гринвиче, что должно было показаться Екатерине крайне неприятной церемонией, а через месяц, 9 ноября, королева родила дочь. Мы даже не знаем, родился ли этот ребенок живым. Если и так, то он прожил недолго, так как нет никаких упоминаний о его крещении. Это вызвало разочарование, граничащее со страхом. Страна страстно желала принца, писал Густиниан, и хотя Генрих подписал свой договор с Францией 15 декабря, беспокойство, которое, как каждый надеялся, могла развеять Екатерина, сохранялось и углублялось. Турне, завоеванный в 1513 году, стал не добычей, а потенциальной опасностью.