Все это составляло обычную форму королевского покровительства и не имело особого значения для баланса власти при дворе, но тем не менее похоже, что приход Екатерины совпал с периодом незаметной эволюции. В марте 1543 года консерваторы в совете, скорее всего под руководством Стефена Гардинера, начали выступать против ереси. Падение Екатерины Ховард и ее семьи оживило надежды евангелистов, все еще страдавших после Билля о шести статьях и падения Кромвеля, и Гардинер, несомненно, рассчитывал пресечь это оживление. Декан Экстера, Симон Хейнс, был отправлен в ссылку за свои «злонамеренные убеждения», а через несколько дней пять членов тайного совета (включая музыкантов Стернхоулда и Марбика) были отстранены доктором Джоном Лондоном за их посягательство на святыни алтаря. Всех пятерых заключили в тюрьму, и жены троих из них были также привлечены к ответственности[210]
. Ободренные этим успехом, консерваторы решились нанести удар повыше, и в начале апреля были выдвинуты обвинения против архиепископа Томаса Крэнмера. Основой так называемого «заговора пребендариев» была фракционная политика кентского дворянства и посягательство на кафедральную хартию, но он представлял собой дерзкий вызов великому уцелевшему представителю реформаторской партии[211]. Как только эти обвинения попали в руки короля, обвиняемым осталось только ждать его благосклонности, но признаки в это время были обнадеживающими. Однако, согласно отчету, написанному двадцать лет спустя секретарем Крэнмера Ральфом Морисом, Генрих послал за архиепископом, чтобы тот проехал с ним в барже по Темзе, и радостно заявил, что теперь он знает, кто самый главный еретик в Кенте. Король не только настаивал, чтобы архиепископ провел расследование выставленных против него обвинений, но также заметил, что он много знает о своем архиепископе (включая тот факт, что он был тайно женат), но что он не собирается в связи с этим что-либо предпринимать. Если этот рассказ соответствует действительности и Морису незачем было его выдумывать, он любопытнейшим образом освещает настроение Генриха в то время, когда тот уже выбрал себе шестую жену. Позволяя своему совету преследовать тех, кто был связан непосредственно с ним, он, казалось, лично не особенно заботился о защите ортодоксальных воззрений. Он всегда был непредсказуемым, и его реакция на любую конкретную ситуацию могла зависеть не от чего другого, как от минутного настроения.Насколько в это время был известен данный эпизод врагам Крэнмера, не вполне ясно. Возможно, они вскоре обнаружили, что их целям противодействуют, но они могли не знать, почему это происходит и каким образом. Тогда завязались дискуссии, в которые были вовлечены Норфолк, Гардинер и лорд Расселл, и было решено попробовать еще раз. При создавшихся обстоятельствах подобная настойчивость означала полную неспособность уловить настроение короля, но они, вероятно, решили, что ошибка заключалась в тактике, а не в стратегии. Через одну-две недели, возможно, к концу апреля, они приготовили новую уловку[212]
. На этот раз, вместо того, чтобы опираться на обвинения, выдвинутые какой-то группой провинциального духовенства, они сами пойдут к королю, настаивая, опираясь на свой статус законных советников, что архиепископ виновен в ереси, но его обвинители слишком нервничают, чтобы выступить с показаниями, пока он не под арестом. Это была тактика, подобная той, какую использовали против Кромвеля, и все зависело от хорошо известной внушаемости короля, когда он находился в обществе людей, ему достаточно известных. Официально король на следующий день на заседании совета согласился на арест Крэнмера, но позже, этим же вечером, послал главного помощника из тайного кабинета, Энтони Денни, доставить к нему Крэнмера. Разговор, который тогда завязался, согласно Морису, был удивительно похож на тот, который происходил на королевской барже незадолго до этого. Генрих дал понять, что он прекрасно знает, каким образом разрабатывается техника подобных ударов и может даже сознаться в своих собственных слабостях. Раз Крэнмер в Тауэре, обвинения посыплются обильно и скоро, а Генрих не сможет доверить ему контроль над ними:«… если они посадят вас в тюрьму, скоро объявятся три или четыре плута, чтобы свидетельствовать против вас и обвинить вас, а теперь, пока вы на свободе, они не осмеливаются открыть рот или появиться перед вами… Я не так плохо к вам отношусь, чтобы позволить вашим врагам так вас уничтожить….»[213]
.