Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

– Вы совершили прелюбодеяние, – бросил герцог, – с пятью придворными. Их уже заключили в Тауэр, и они подписали признания. Вы должны признать свою вину. Вам нет больше смысла таиться и лгать. Нам все известно.

Он также обвинил племянницу в кровосмесительной связи и преступном намерении убить своего супруга.

Анна гневно отрицала все нападки.

– Я чиста и невинна, – вскричала она, – никто из мужчин не касался меня, кроме моего законного супруга, короля!

Видя, что она упорствует во лжи, ее дядя укоризненно покачал головой. На борт королевского баркаса у дворцовой пристани уже прибыл Кингстон, комендант Тауэра, с командой своих гвардейцев для доставки королевы в тюрьму. Кромвель также выбрал для ее сопровождения четырех враждебно настроенных дам, коим впредь надлежало доводить до его сведения любое произнесенное Анной слово.

– Ох-ох-ох, этого еще не хватало, – сердито бурчал герцог, его голова болталась из стороны в сторону, как язык колокола.

Анну повезли в Тауэр. Теплые лучи весеннего солнца играли на волнах Темзы, и народ с берега радостно приветствовал появление баркаса.

Перед входом в крепость Анна упала на колени.

– Господи, помоги мне! – воскликнула она. – Я не делала того, в чем меня обвиняют!

Гвардейцы Кингстона отвели ее в те самые покои, где она провела ночь перед коронацией. Там ее будут содержать в уединении, лишив всякой возможности общаться с благожелателями. В майскую ночь трехлетней давности здесь звучали громкие голоса льстецов и бардов, а ныне царила таинственная тишина.

– А где мой любезный брат? – возмущенно спросила узница.

– Я оставил его на Йорк-плейс, – ответил Кингстон.

Хотя на самом деле Джорджа Болейна доставили в Тауэр в то самое утро.

– Судя по слухам, меня будут обвинять пятеро мужчин… Значит, вам уже все ясно и мне остается лишь молча обнажиться перед вами, – истерично выкрикнула она, задрав юбки.

Никто не понял, что она имела в виду.

– О, Норрис, посмеете ли вы обвинить меня? – точно в бреду, вопрошала она. – Вам тоже суждено успокоиться в Тауэре, мы с вами умрем вместе… Марк, и вам уготована та же участь.

Когда королю сообщили, как она призывала брата, Норриса и Смитона, он заплакал.

Кромвель отлично изучил характер королевы. Он знал, что она бесстрашна, ей приписывали смелость львицы, но, чтобы бросаться в атаку, нужен противник. А у нее не было определенного обвинителя. Не видя перед собой врага, она будет отчаянно нервничать и выдаст себя в опрометчивых выражениях. Нэн Болейн не умела молчать. Крам приказал записывать каждое ее слово. Он ведь слышал, как она легкомысленно заявила, что «просто мечтает о яблоках», и решил воспользоваться ее роковой слабостью.

Первый же день принес ему богатый урожай. Ей вспомнился разговор с Уэстоном, когда он признался в своей любви. Она сравнивала его с Норрисом.

– Я больше боюсь Уэстона, – сказала она, пояснив причины своего страха.

На следующий день разговоры перешли на брата. Кромвелевские доносчицы сообщили ей о его аресте.

– Я счастлива, что мы с ним теперь так близки, – заметила она.

Кингстон подтвердил, что из-за нее в Тауэр посадили пятерых мужчин.

– С Марком обходятся хуже всего, – сообщила ей одна из шпионок. – Его заковали в цепи.

– Понятно, он ведь не дворянского рода, – безжалостно бросила она и, задумчиво помолчав, добавила: – Теперь обо мне будут слагать баллады. Но на это способен только мой брат. Неужели он умрет? – спросила она Кингстона.

Поскольку он промолчал, она перешла к угрозам.

– В Англии не будет дождей, пока я не покину Тауэр! – зло заявила Анна.

Кингстон невозмутимо пожал плечами и произнес:

– Ради хорошей погоды я помолюсь, чтобы это случилось как можно скорее.

Между тем Генрих неистовствовал. Он терзался и буйствовал сильнее, чем Анна. Вечером, после того как ее увезли в Тауэр, Генри Фицрой зашел к отцу пожелать доброй ночи. Скорбящий король в смятении припал к его хрупкому плечу и воскликнул:

– Хвала Господу, теперь вы избавлены от этой проклятой и злобной блудницы! Ведь она вознамерилась отравить вас…

Подавив приступ кашля, изумленный Фицрой крепко обнял Гарри: сын утешал отца.

Далее началась пора зловещего затишья. Королева и ее преступные любовники и соучастники томились за стенами Тауэра. Собравшиеся присяжные составили текст официальных обвинений. В работе парламента наступил перерыв, очередное заседание было намечено через месяц. Король запретил покидать берега Англии почтовым и торговым судам. В Европе озадаченно размышляли о том, что могло случиться на нашем острове. Но понимали, что ожидается очень важное событие.

Генрих VIII:

Я начал получать письма. Первым написал Кранмер, высказав изумление и сочувствие: