– Давайте-ка отгадывайте… если вы…
Он с самодовольным видом откинулся на спинку кресла, видимо мысленно договорив: «…такие же умные, как я».
– Может, змея какая-то? – робко предположил Кранмер.
– Что ж, вы на верном пути, – одобрил загадчик.
– Угри, к примеру, любят музыку, – добавил Кранмер. – Они заплывают прямо в сети поющих рыбаков.
– Но я не говорил, что этот объект любит музыку, – парировал Сеймур.
– А я полагаю, что это колокол, – встрял старый Энтони Браун.
– Верно, – раздраженно бросил Сеймур.
Он думал, что его загадка очень сложна.
Покачиваясь, с кресла поднялся сэр Фрэнсис Брайен. Его, как я заметил, сильно разобрало от рейнского.
Он важно раскланялся, считая себя очень остроумным.
– Гладкий боров? Что же это такое? – удивился Дадли.
Опять пошли в ход разнообразные непристойности, но в голове у меня звенел лишь конец загадки: «Шею соне враз свернул, кровь всю высосал потом, пусть спит дальше смертным сном». Я понял, что эти намеки адресованы мне и выражают общее мнение о короле!
– Довольно, – прервал я говорунов. – Прекратите непристойные шуточки!
– Да это же всего лишь бутыль вина, – обиженно возразил Брайен.
– Все равно, ваши игры омерзительны, – заявил я. – Не желаю больше слышать ничего подобного.
Глупые изменники. Я окружен ими.
– Позвольте, ваше величество, я оглашу загадку другого сорта? – спросил Гардинер и, не дожидаясь дозволения, начал:
– Зловонный нужник, – брякнул Фрэнсис Брайен.
– Трудноразрешимая задачка, – хмыкнув, заметил Эдвард Сеймур, добросовестный льстец.
Сам он с трудом справлялся с самым пустяковым заданием, но брался за все с чертовски умным видом.
– Незаслуженная награда, – дипломатично предположил Уильям Педжет.
– Все не то. А отгадка – просто «ровня», царям трудно встретиться с равным, а Богу вообще равных нет, – пояснил епископ Гардинер.
О да, самое время перейти к льстивым похвалам!
Джон Рассел (удачная досталась фамилия этому скользкому, как змея, новому лорду – хранителю малой печати, подтверждаемая еще и каштановой шевелюрой)[138]
взмахнул рукой и прошелестел:Король… королева… рога… рогатая голова… Да как он смел так высмеять меня? Неужели никто здесь не испытывает почтения или страха перед королем?
– Я изумлен вашим змеиным остроумием! – отрезал я. – Достаточно, мы не желаем более слышать ни загадок, ни отгадок!
– Но это же просто дуб! – выкрикнул он, пытаясь оправдаться.
«Мои любимые деревья», – лепетала она. О мерзость, мерзость! Как славно шелестели дубы за окнами той уютной опочивальни… но теперь их красота навеки утрачена для меня, осквернена блудницей Говард.
– Если всем надоели загадки, то давайте перейдем к поэзии, – предложил Томас Уайетт. – Может, посочиняем благозвучные стихи? Я начну, задав первые рифмы, потом кто-то добавит к ним следующие строфы и так далее – пока не получится целое стихотворение.
Наш блистательный поэт вопросительно оглядел гостей, впрочем не меньше талантов он проявил и на дипломатическом поприще. Я частенько посылал его в Европу с важными миссиями.
Я одобрительно кивнул ему. Настроение мое совершенно испортилось, но я надеялся, что новая игра отвлечет меня. И Томас начал:
Фрэнсис Брайен легко продолжил:
Что за непристойности в присутствии дам! Среди нас такие добродетельные и родовитые леди, как Джоан Дадли, Джоан Денни, Кэтрин Брэндон, Анна Сеймур. Их души чисты и непорочны!
Терпение мое истощилось. Медленно поднявшись, я обрушил на Брайена всю силу накопившегося раздражения.
– Убирайтесь! – воскликнул я. – Более вам не будет места за нашим столом. И не надейтесь в дальнейшем на благоволение с моей стороны.
Он слишком хорошо знал меня, чтобы спорить или оправдываться. Молча поклонившись, Брайен покинул зал.