Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

Совесть моих соратников успокоилась, и, воображая картины будущих подвигов и последующие триумфальные победные марши, они отдали должное скромным радостям летнего дня.

Впрочем, многие не желали воевать с Францией; они считали такую войну глупой тратой времени и денег, погоней за устаревшей мечтой. Прошли те времена, говорили они, когда пересекались интересы Англии и Франции, допускавшие планы захвата больших провинций. Ибо тогда независимые герцогства Бретань, Бургундия и Аквитания еще не присягнули на верность французской короне.

– …Как в те времена, когда Нортумберленд и палатинское графство Дарем, мелкие независимые владения, еще не подчинились королю Англии, – мрачно произнес сидевший рядом со мной Уильям Педжет.

Наш снискавший популярность господин секретарь с его кроткими манерами принадлежал к «новому поколению», вызывавшему жгучую ненависть традиционалистов. Он не кичился прославленными предками и ратными подвигами и, в сущности, не имел никаких заслуг для получения столь высокой должности, за исключением собственных порядочности и здравомыслия. Поскольку его не привлекали рыцарские истории, он считал войну с Францией исключительно досадной неприятностью.

– Главное – практическая выгода, – поддержал его Томас Райотесли, льстивый ставленник епископа Гардинера. – А война для нас в данный момент нецелесообразна. И на что, собственно, мы можем рассчитывать?

– Обломаем алчным французам зубы, пусть подавятся ими, – пылко вскричал Генри Говард.

Последнее время он был взвинчен. Парень сильно изменился после смерти моего сына, ведь они дружно жили в Виндзоре, сражались на поединках, слагали баллады. Лишившись душевного равновесия, Генри стал безрассудным и вспыльчивым и, тоскуя в дворцовых апартаментах, готов был вызвать на поединок всех и каждого. Его горячую головушку уже пытались остудить в тюрьме Флит. Да видно, мало его там подержали. Наверное, ему не помешает порезвиться под градом французских ядер.

– Может, Рисли, вы не желаете потратиться на Францию, чтобы хватило монет на чеканку вашего нового имени? – задиристо спросил Генри.

Говард пошутил по поводу того, что советник переиначил на французский манер свою незатейливую английскую фамилию. Это была старая история; Рисли стал Райотесли, подобно тому как Буллены превратились в Болейнов. Когда же мы перестанем считать образцом совершенства мнимую легкость и изящество французов, их языка, манер и стиля? Тьфу, мы по-прежнему страдали треклятой французской болезнью. Именно галломания стала нашей ахиллесовой пятой!

Рисли-Райотесли был слишком умен, чтобы заглотить столь грубую наживку. Более того, Генри Говард, при всем своем знании греческой истории и верлибров, порой вел себя с людьми как наивный ребенок.

– Мне не жаль израсходовать деньги на французов, – вежливо ответил Райотесли, – но глупо тратить на них жизнь таких, как вы, героев. Нам нужны любимые поэты, ну хоть один-другой, нужны творцы, даже те, кто подражает изнеженным французам… причем берет с них дурной пример.

Лицо Говарда вспыхнуло, и рука потянулась к шпаге.

– Воевать надо с шотландцами, – вмешался епископ Гардинер. – Да, именно скотты лишают вас законного титула императора Великой Британии. Вам уже подчиняются Уэльс, Корнуолл и Ирландия. Артачится лишь Шотландия. И мне лично хотелось бы видеть ее… вот такой раздавленной…

Он вдруг снял с плеча Генри Говарда напившегося комара, сонно ползавшего по парчовому камзолу, и с последними словами звонко припечатал его к столу, не побрезговав испачкать ладонь брызгами алой крови…

– Война против шотландцев будет весьма целесообразной, – заключил он с мягкой улыбкой.

Пожалуй, я назвал бы Гардинера самым умным, самым жестким из моих советников, но до странности лишенным причуд, поэтому мне так трудно описать его натуру. Он не отличался утонченными манерами – я не могу представить, чтобы Уолси или Кранмер позволили себе вот эдак раздавить на столе букашку.

– Более целесообразно сначала победить Францию и тем самым навсегда оскопить Шотландию, – заметил я, сделав знак слуге убрать со стола кровавую лужицу.

– «Кто Францию задумал победить, сначала должен скоттов усмирить», – процитировал Райотесли известную поговорку. – Я согласен с епископом Гардинером.

Вкрадчивый Райотесли всегда пользовался чужим умом, не осмеливаясь высказать свое личное мнение. Сэр Джордж Благги, один из моих ближайших придворных, сочинил про него язвительный стишок:

Пусть род его жалок и доля низка,
Он к солнцу с отменным упорством ползет,
Рядится он в атлас, насмешки терпя,
И дьявольских козней сеть лестью плетет.

Кроме того, его еще обвиняли в измене и так далее. Но правда заключалась в том, что Благги сочинил лестный портрет; для таких изощренных пороков Райотесли просто не хватило бы воображения.

Это пятно крови… Она растеклась и загустела…