Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

Прежде чем рабочие железными ломами вскроют таинственный ящик, надлежало прочесть вслух письмо Сулеймана. Сломав печать (сделанную, в отличие от наших, из арабских смол), я развернул желтоватый пергамент (также необычного вида – должно быть, его изготовили из кожи животных, обитавших на Среднем Востоке) и прочел приветственное послание халифа:

Мы, Сулейман, султан Турции, наместник Аллаха на земле, владыка владык подлунного мира, властелин людских умов, царь верующих и неверующих, царь царей, император Востока и Запада, приветствуем высокочтимого и могущественного Генриха, короля Англии, Франции и Ирландии.

Желая заручиться Вашим неизменным благорасположением и благоволением к нам, мы посылаем Вам в дар живого зверя из наших владений. Подобно нам с Вами, он могуч, вынослив и долговечен, способен вынести любые ненастья и превратности судьбы. Благодаря коварству и могуществу сей исполин, равно как и мы, побеждает врагов. Предоставьте ему кров и, прошу Вас, признайте наши владения в Европе. Пусть мы и наши подданные покажемся поначалу такими же странными, как этот зверь, однако примите мои уверения в том, что и он, и мы способны жить и процветать в северных краях. Ваш избранный Богом брат Сулейман.

Каково! Дареному крокодилу уготовили видную роль – он станет символом левантийской живучести! Этот глупый турок не имел ни малейшего понятия об английских зимах, обрекающих африканца на жалкую кончину.

Свернув пергамент, я сделал знак вооруженным силачам.

– Освободите же наконец эту зверюгу.

Не теряя времени, меня обступили члены Тайного совета и заклекотали, подобно стае стервятников.

– Невыносимо, какая наглость! Дерзкий турок заявил о своих намерениях пролезть в Европу и надолго в ней обосноваться, – прошипел Генри Говард.

– Да, – поддакнул Стивен Гардинер, хитрющий епископ Уинчестера.

– В Европу он уже пролез, – проворчал я. – В тысяча пятьсот двадцать первом году он завоевал Белград, а в прошлом году едва не захватил Вену. Халиф давно бросил якорь в наших водах, однако многие из нас не замечают того, что творится под носом. А на самом деле перед нами стоит сложная задача – помочь ему убраться обратно в Азию.

– Сам Господь поможет ему в этом, – небрежно бросил Уильям Питри, мой министр.

– Чтобы совершилась воля Господня, понадобятся руки и ноги, – возразил Томас Сеймур. – И я готов предложить свои услуги.

– И я, – поддержал его брат Эдвард.

Бедолаги. На их долю не выпало войн, и они просто рвались в бой. Вероятно, жестоко лишать молодых людей шанса проявить себя в сражениях, в борьбе с тем, кого они полагают грешником и духовным врагом. Старики когда-то пытались отговорить меня от войны. И они были по-своему правы. Разногласия, возникшие у нас с Францией в 1513 году, теперь совершенно забыты. Главным тогда представлялось иное: мне необходимо было доказать себе, что я не трус и не отступлю перед опасностью. Иначе я не узнал бы собственную натуру.

Благоразумие проповедует предусмотрительность. Поживем – увидим. Выдержит ли дерзкий турок, как и нильская тварь, европейскую зиму? Пусть Карл заботится об этом чужаке. Это его трудности. Сулейман вторгся в его владения и даже претендовал на трон императора Священной Римской империи. Англии нет необходимости вмешиваться в их дела. К чему растрачивать пыл на чужих берегах? Ведь на родном острове уже скопились силы, жаждущие добиться власти, и они способны взорвать страну изнутри. Грядет религиозный раскол. Разве не благоразумно использовать их для заморской войны, раздробить ради грядущего спокойствия моего Эдуарда?

Затрещали и упали на землю последние деревянные стойки. Помощники отошли в сторону, а к ящику приблизился Квигли, издавая дикие кудахчущие звуки. Он нерешительно помедлил перед входным отверстием, перед темным безмолвным провалом. Зверь уснул или впал в оцепенение перед смертью?

– Война – это безумие, – прошептал Питри у меня над ухом.

Я понял его. Отчасти он прав. Но безумие многолико.

– Крайне безрассудно закрывать глаза, обнаружив опасность, – наставительно напомнил я ему.