Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

Большую часть времени я проводил в своих покоях, находя мрачное удовольствие в занятиях, которые не могли благотворно подействовать на меня. Врачи настоятельно рекомендовали мне прогулки на свежем воздухе, а я, наперекор им, торчал в душном кабинете и читал донесения.

Письма эти содержали дьявольскую смесь правдивых и ложных сведений. Из Шотландии сообщили о смерти моей сестры от разрыва кровеносного сосуда в голове. Но так ли это? Если да, то написала ли она завещание? Маргарита давно забросила политические дела, а со мной перестала переписываться и того раньше. Больше никого не осталось из моей родной семьи, в которой я вырос… Одному придется доживать свой век. Где теперь те люди, что праздновали Рождество 1498 года в Шинском замке? Все сгорело в пожаре времени… ушло, исчезло, погибло, как те разрушенные огнем покои, в которых спали, ели, радовались, любили. Только я еще жив, вернее, тень меня прежнего еще слегка колышется на дороге времени.

Сын сестры, рыжеволосый король Яков, он же мой племянник Джейми, успевший обзавестись набрякшими веками и потерять двух сыновей, жаждал появления очередного наследника. Его французская супруга опять ждала ребенка, и из-за этого Яков сделался вздорным. Глупо так вести себя, если хочешь принять разумное королевское решение. Шотландские пограничные земли выглядели гораздо живописнее, чем соседние унылые пустоши Англии, и для двадцатитысячной армии герцога Норфолка Эдинбург представлялся заманчивой и легкой добычей. Мы могли запросто нанести урон шотландцам, а им трудно было ответить нам тем же. Я предупредил племянника, что по-прежнему владею «оружием, покаравшим его отца», но он предпочел не услышать меня. В общем, я решил подождать до окончания сбора урожая. Затем герцог получит приказ выступать. Пока что он прозябал в опале в своих северных владениях. Бедный Яков. Он пожалеет, что отказался от встречи в Йорке.

Французы заключили мирный договор – поразительно, но факт – с турками! Да, Франциск с притворной скромностью отводил глаза, а тем временем Сулейман, раздвинув бедра Европы, победоносно вошел в ее сокровенные глубины и, надругавшись над Веной, помочился (в завершение начатой метафоры) прямо на царственную кровать Габсбургов. В сущности, именно Франциск услужливо откинул для него покрывала с европейского ложа.

Да, так мы узнали о Сулеймане Великолепном, халифе всех правоверных! Ведь Европа заключила его в тесные объятия! Говорят, этот правитель действительно велик – бриллиант своей эпохи, превосходящий благородством самого родовитого европейца, полководец, способный затмить блеском всех, кого мы могли припомнить со времен Ричарда Львиное Сердце. В 1521 году он завоевал Белград, а в следующем году разбил непобедимых госпитальеров, выманив их из островной крепости, хотя, как и подобает настоящему рыцарю, позволил им распоряжаться на острове Мальта. Более того, он даже любезно сопроводил их туда. В 1533 году брата Карла, Фердинанда, вынудили признать Сулеймана правителем Венгрии. И вот теперь – славный мирный договор с Францией, согласно которому французы получали право торговать во всех турецких владениях наравне с турками, а французским консулам разрешалось проживать там и действовать как «официальным защитникам» христианских святынь. А что же взамен? Что, интересно, пообещал Франциск в обмен на такие привилегии? Уж не Англию ли?

Да, Сулейман был жесток, ловок и умен. Он расширил границы Османской империи, добившись – с любезного приглашения Франциска – столь глубокого и основательного внедрения в старушку Европу, что она готова была треснуть по швам. Его тактика изумляла… и была весьма неординарной. К примеру, развлечения ради он взял и прислал мне крокодила.

Я получил известие, что зубастое чудовище доставлено в порт Дувра. Витиеватое послание гласило, что в знак великого уважения Великолепный халиф посылает мне ценный подарок и, поскольку мы уже почти соседи, а вскоре еще более сблизимся, желает, чтобы я воочию увидел одного из грозных воинов его империи, каковой служит образцом для подражания военачальникам Леванта. Эту тварь, с огромным трудом пойманную в дельте Нила, везли на север по воде – сначала на борту турецкой галеры, а потом, благодаря любезности Франциска, на французском корабле. До Сулеймана, мол, дошли слухи, что я содержу в Тауэре зверинец, и он также узнал, что в этой крепости есть ров, где рептилия может славно порезвиться. Мне лишь остается распорядиться, чтобы его кормили собаками и кошками.

– Крокодил? Уже в Дувре? – удивился я.

Неужели «гость» прибыл одновременно с этим письмом?

– Да, ваше величество, – с улыбкой подтвердил канцлер Одли.

– И что, он еще жив?

– Ему удалось пережить долгое путешествие, хотя он пребывает в плачевном состоянии.

– И теперь мы будем лечить больного крокодила? – возмутился я.

Проклятье! Какую дерзкую шутку выкинул Сулейман! Придется нянчиться с заморской тварью, изыскивать средства для того, чтобы она пережила суровую зиму… Ну и наглец этот турок!

– Как вы думаете, он не сдохнет в дороге до Лондона? – спросил я канцлера.