Генрих VIII. Казнь

Необходимо было вернуться к первоначальной нравственной чистоте, что первых, истинных христиан привела в катакомбы и повелела совместно трудиться на общих полях.

Им на счастье, друзьям его открытой трибуной служила церковная кафедра. С жарким словом новых апостолов обращались к несчастным своим современникам в сладостной жажде внушить, в какую бездну порока скатились они, погрязли в алчности и стяжании, в воровстве и мошенничестве, растерявши совесть и честь.

В своих лекциях Уильям Гроцин доказывал, что те сочинения, которые позднее были приписаны Дионисию Ареопагиту, ученику апостола Павла, не могли быть написаны им.

Джон Колет, сравнивая текст «Посланий святого Павла» с «Деяниями апостолов» и с достоверной историей Рима, уверял своих слушателей, что догматики превратили христианское вероучение в огромную и запутанную массу мрачных и безжизненных хитросплетений, и грозно требовал от поражённых слушателей своих:

— Твёрдо придерживайтесь Библии! Предоставьте богословам, если они желают, спорить об остальном!

Затем обращался к английским прелатам:

— Я хотел бы, чтобы вы без промедления вспомнили ваше звание и ваш сан и подумали о реформе, в ней нуждается церковь! Никогда ещё её положение не требовало более энергичного действия! Вас беспокоят еретики, но ни одна ересь не может быть страшна так, как опасна для всех нас извращённая и порочная жизнь самого духовенства! Это худшая ересь из всех!

Увлечённый страстными проповедями близких друзей, Томас принялся изучать труды блаженного Августина, жившего за тысячу лет до него. Символическое сходство эпох поразило его. Оказалось, что и в те времена только ничтожные, только слабые люди держали власть в своих бесчестных руках и великая империя расползалась, как старая ветошь. Властители попадали в рабы к своим фаворитам, и далеко не всегда этими фаворитами бывали такие проницательные, просвещённые люди, как Мортон. Потомки великих фамилий, прославленных в годы республики нетленными подвигами в сенате или на форуме, свершёнными на благо отечества, подобно английским баронам, жаждали одних удовольствий, погрязнув в разврате и алчности. Измельчавшим потомкам давно уже не было дела до блага отечества. В погоне за богатством и властью они интриговали, доносили, убивали друг друга исподтишка.

И тогда готский конунг Аларих двинул свои отряды на Рим, и даже в ту роковую минуту великой истории богатым и знатным недостало чести, недостало ума пожертвовать всем своим достоянием на спасение Вечного города. Среди них продолжались раздоры и распри, и рабы ночью открыли ворота врагу. Полчища гуннов и готов затопили тёмные улицы, и три дня и три ночи, по обычаю штурма, громили варвары побеждённых, полудикие бородатые воины врывались в древние храмы, во дворцы и в простые жилища, срывали со стен украшения и драгоценные ткани, жадными руками хватали золотую и серебряную утварь, статуи великих богов разбивали железными палицами и отправляли их в переплавку, и ещё три дня и три ночи исходили варварские обозы с награбленным из опустошённого Вечного города.

Всемирная катастрофа потрясла, но не научила ничему побеждённых. Она вселила мистический ужас в самих победителей, их тоже не научив ничему. У всех на глазах вершились неслыханные дела. Все, кто мыслил, с немым содроганием пытались понять, чем вызваны столь невероятные бедствия и что могло бы в будущем подобные бедствия отвратить.

Тогда Августин, епископ Гиппона, вырванный из безумного вихря земных наслаждений книгой «Об обязанностях», принадлежавшей перу Марка Туллия Цицерона, да святится имя его, воспитавший себя на диалогах Платона, после обряда крещения раздавший всё имущество бедным, создал трактат «О граде Господнем» в стремлении развеять мистический ужас и указать прямую дорогу к спасению.

Четырнадцать лет трудился епископ над этим трактатом и умер в то время, когда племя вандалов осаждало Гиппон, а спустя ещё сорок шесть лет великая Римская империя окончательно пала, превращённая в пепелища, в груды развалин, и развалины пустовали потом и триста, и четыреста лет.

Напитанный мыслями блаженного Августина, каждое воскресное утро являлся он в собор Святого Лаврентия, каждое воскресное утро поднимался на кафедру проповедника, каждое воскресное утро с тревогой и убеждением обращался к молчаливо склонённым согражданам, с восторгом и горечью приводил им слова:

— Две любви создали два общества: любовь к себе, доходящая до забвения Господа, создала общество земной суеты, любовь к Господу до забвения себя создала Царство Небесное!

Развивал эту мысль логично и стройно, в соответствии с правилами риторики нанизывая довод за доводом, точно камешки чёток, страсть, убеждённость вкладывая в каждое слово. С болью в сердце, в священном негодовании обличал греховное общество алчности и стяжания, в котором до последней крайности возлюбили только себя, уже не видя ближнего во Христе, и по этой причине без покаяния, без труда прощали себе свои прегрешения; поносил тщеславие, источник многих наших пороков, обрушивался с проклятиями на губительный наш эгоизм.