Генрих VIII. Казнь

Может быть, притворяясь или ощутив на себе его ждущий пристальный взгляд, кардинал открыл разом глаза и вскинул римскую голову, вылитый кесарь ушедших веков. Лицо тотчас настороженно сжалось, и сделалась почти неприметной дряблая округлость раскормленных щёк. Хозяин неожиданно улыбнулся, легко поднялся с удобного кресла и сделал навстречу несколько неторопливых важных шагов, выразительно говоря:

— Я ждал вас, Томас Мор.

Склонил рыжеватую голову:

— Благословите, отец.

Кардинал взмахнул перстами над его головой, коротко ткнул ему тёплую руку для ритуального поцелуя и в самое темя весело произнёс:

— С вами необходимо быть откровенным, и я вам по чести скажу, что вашему назначению я вовсе не рад.

Гость подхватил, выпрямляясь:

— Чего хорошего быть послом в тёмном деле? Для нас, людей мирских, быть послами далеко не так просто, как для вас, смиренных служителей Господа, ведь вы не имеете ни жён, ни детей.

Кардинал улыбнулся мимолётной улыбкой:

— Вы льстите нам, Томас Мор.

С лёгкой иронией поправил себя:

— То есть не должны бы иметь по обету, тогда вам было бы некого оставлять в своём доме, вы были бы повсюду одни. Когда же мы, безрассудно предавшиеся соблазнам мира сего, хотя бы на короткий срок уезжаем из дома, наше сердце тоскует и рвётся обратно, к объятиям жён, к поцелуям детей. К тому же в поездке приходится жить на два дома, а это очень и очень накладно, вы и представления не имеете о подобного рода вещах.

Кардинал выпрямился, толстый, с розовыми щеками, стараясь выглядеть как можно величественней, и с пониманием взглянул на него:

— Ну, я-то имею представление обо всём и уже подумал о ваших расходах. Вот вам указ, король подпишет его, я с ним говорил. Согласно указу вам назначается пенсия в возмещение понесённых убытков... нет, не в сто фунтов, от них вы отказались, мне это известно, а всего в пятьдесят, — церковь, как видите, поступает мудрее, чем короли.

Отрицательно покачал головой:

— Церковь мудра, однако и от неё этой пенсии я принять не могу.

Кардинал с удивлением поглядел на него:

— Позвольте узнать, почему?

Переступил с ноги на ногу и ответил скучающим тоном, не желая продолжать разговор о деньгах, которыми его хотели связать:

— Мудрая церковь понять должна бы и то, что уже понял государь: мои сограждане сочтут меня подлецом, на этот раз продавшимся церкви.

Кардинал потёр тыльную сторону левой руки и усмехнулся язвительно:

— Но вы приняли земли в Кенте и в Оксфорде.

Вынужден был объяснить:

— Я взял только то, что полагалось месту, которое я занимаю. В противном случае сограждане сочли бы меня лицемером.

Собеседник поморщился, поглаживая на этот раз крест, переливавшийся цветными огнями из-под руки:

— Именно по этой причине я предпочёл бы другого посла. Всегда лучше иметь дело с тем, кто безразличен к мнению сограждан.

Напомнил, прищурив глаза:

— Вы могли бы легко воспрепятствовать неугодному назначению. Известно последнему нищему, что вам по силам и не такие дела.

Канцлер вдруг раздражился и резко бросил, сжав сильно крест так, что побелели костяшки небольшого, но крепкого кулака:

— Я и препятствовал как умел, уж поверьте. Но мне оказались не по силам дела, которые касаются именно вас!

Поднял рыжеватые брови:

— Вы так плохо старались?

Тотчас смахнув раздражение, приветливо улыбаясь всем своим мгновенно просветлевшим лицом, мягко взяв его под руку, ведя вдоль огромного зала, украшенного полотнами прославленных мастеров, точно наводнивших Италию, эту родину новейших искусств, кардинал заговорил располагающим дружеским тоном:

— Поверьте же мне, повторяю, я очень старался. Тем не менее наш король проявил удивительное упрямство, как бывает всегда, когда у него что-то своё появляется на уме, то есть то, что он хотел бы скрыть от меня. Хотел бы я знать, что именно нынче втемяшилось в его капризную голову?

Сказал откровенно:

— Его величество мне сказал, что желает войны между Карлом и Франсуа.

Медленно двигаясь, приятно шурша широкой сутаной, кардинал задумался и негромко спросил:

— А казна его пустовата? И ему необходимы субсидии? А ссориться с палатой на этот раз не решился? И отправляет на переговоры в Камбре не мастера Томаса Мора, а её председателя, чтобы польстить дуракам-депутатам, которых в любом случае недорого можно купить? И это, по-вашему, всё?

Разглядывал «Снятие со креста», к которому они приближались медленным шагом, останавливаясь пристальным взглядом то и дело на исполненных неумело, но ужасно скорбных руках, и ему казались пустыми эти запросы, и обронил, упрекая своего собеседника:

— Вы же знаете, что это не так.

Поймав его пристальный взгляд, обращённый к картине, собеседник вымолвил словно для себя:

— Страшусь, что в последнее время наш король по каким-то причинам перестал мне доверять. Может быть, не во всём, а всё-таки перестал. Но почему?

Разглядывая измождённую грудь и втянутый впалый живот распятого мученика, резко белевший на полотне, подтвердил безучастно, тоже думая о своём:

— Всё может быть без всякой причины. На то ом и король, чтобы решать, кто достоин доверия, а кто ею потерял.