Читаем Генрих VIII. Казнь полностью

Кардинал вздрогнул, сбился с ноги и внезапно перевёл разговор на другое:

— Вам, я вижу, очень нравится эта картина?

Невольно взглянул в спокойное лицо канцлера, и в раздумье сказал:

— Скорей всего нет.

Тот любезно склонился к нему:

— Вам не нравится, что Спаситель здесь слишком мало похож на Всевышнего?

Освободив руку, шагнул в сторону, чтобы вся картина стала видней:

— Я думаю, художник удачно передал смерть и покой, однако вовсе не показал нам страдание, а без страдания в каждой черте его картина теряет свой смысл.

Кардинал тоже остановился и безразличным тоном спросил, прикрывая глаза:

— Быть может, по этой причине в ней иной смысл, чем вам бы хотелось?

— Вы правы.

Широким жестом приглашая к столу, накрытому на два прибора, его преосвященство вдруг перебил:

— Неужели король угадал?

Подумав о странном соседстве именно этой картины и этого овального столика на причудливо изогнутых тоненьких ножках с инкрустацией из перламутра, с дорогой заморской посудой на нём, неторопливо ответил:

— О чём вы?

Хозяин опустился медленно в кресло и поднял за тонкую ручку бронзовый посеребрённый кувшин:

— Его развод чересчур затянулся. Разве не так? А ему не терпится развестись. Его мучит мысль о наследнике. Разве и это не так? Заодно государь этим разводом хотел бы насолить императору Карлу, а Карл указывает ему, кто нынче хозяин в Европе и в Риме. Разве и это не так? Король рассчитывал на мои связи, но папа теперь под арестом у Карла. В таких обстоятельствах я бессилен помочь, и монарх попробует свою неудачу свалить на меня.

— Это естественно. Его в два счета развёл бы наш суд, стоило бы лишь приказать и кое-кому заплатить.

Однако именно вы, монсеньор, настояли, чтобы Генрих обратился к Римскому Папе, может быть, зная заранее, что папа Климент на этот развод никогда не пойдёт.

Кардинал задержал кувшин в воздухе и рассмеялся мелким, тихим смешком:

— Мне приятно, что вы разгадали мой ход.

Продолжал наблюдать, как холёная рука кардинала уверенно переносила кувшин:

— В таком случае наш король получит развод только тогда, когда Римским Папой подкупленный вами конклав изберёт английского кардинала Уолси.

Кардинал принагнул кувшин над высокой выпуклой чашей, и темно-малиновая струя, переливаясь в теплом свете свечей, тяжело пролилась из длинного узкого горла:

Именно так!

По цвету вина ему показалось, что это марсала, которой не любил:

— Под каким же именем, монсеньор? Вы решили?

Поставив на место кувшин, уронивший каплю вина, которая упала на стол точно кровь, кардинал, хитро улыбнувшись, подал ему его чашу:

— Скажем, под именем Юлия Третьего. По-моему, очень неплохо. А что скажете вы?

Держал полную чашу в обеих руках, ощущая слабый холод её, дивясь змеиной хитрости кардинала:

— Может быть, может быть, однако ж, клянусь Геркулесом, вам скорее подошёл бы Маркел.

Полуприкрыв глаза, поглядывая на него с подозрением, видимо ещё не решив, друг он ему или враг, собеседник сделал неторопливый глоток:

— Э, полно вам. Я согласен именоваться Сикстом, Иннокентием, Евсевием, Пием. В прошлый раз пообещал конклаву сто тысяч флоринов, но Карл прикрикнул на них, и они предпочли мне этого труса, худшего из всего славного племени Медичи.

Из вежливости тоже пригубил вино:

— Ста тысяч флоринов им было мало?

Свободно, красиво держа золотую чашу в бледной пухлой руке, влажно поблескивая сочным, не успевшим увянуть окончательно ртом, канцлер снисходительно улыбнулся наивности, с какой он об этом спросил:

— Ну, конклаву мало всегда, но больше им никто не давал. Тогда они мне сказали, что я был чересчур откровенен со своими флоринами. Признаюсь, это единственный мой недостаток, который всё ещё мешает мне сделаться папой. Придётся в ближайшее время избавиться и от него, дав им двести тысяч флоринов, но так, будто бы ничего не давал.

Весело взглянул на умного циника, тому несколько раз не везло:

— Отныне вы учитесь быть лицемером?

— Вовсе нет!

Сказал ещё веселей, не спрашивая, а скорей утверждая:

— Стало быть, вы придумали какой-то новый приём задобрить конклав, который наконец приведёт вас на римский трон, слишком соблазнительный не только для вас.

Кардинал вместо ответа приподнял свою чашу:

— За вашу удачу во Фландрии!

Тоже приподнял свою чашу и ещё внимательней вгляделся в весёлое лицо собеседника:

— Вы отправляете меня на заклание?

Кардинал с лёгкой усмешкой спросил, мелкими глотками попивая вино:

— Томас Мор испугался?

— Скорей всего нет, однако же смею напомнить, что я не Христос.

— Помилуйте: это не новость.

— И моё падение не искупит ваши грехи. Они не мешают сделаться папой, но могут лишить вас должности канцлера.

Кардинал спросил, допивая вино:

— И по этой причине вы не пьёте со мной?

Парировал:

— Для меня слишком крепко ваше вино.

Тот посоветовал добродушно:

— В таком случае моё вино разбавьте водой.

Шутя попросил:

— Не стоит портить ни вина, ни воды. Лучше прикажите подать молока.

Кардинал доверительно продолжал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие властители в романах

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза