Генштаб без тайн. Книга вторая

Я не понимал, почему Резник молчал о том, что Грачев лукавил, когда говорил, что «Мерседесы» приобретены на основании решения правительства. Ранее на допросе в Генпрокуратуре он заявлял, что ему разрешил Ельцин и что машины были куплены на средства, вырученные от продажи «резиновой крошки». Следователи не обнаружили и документальных доказательств утверждению Грачева, что разрешение на покупку машин дал лично президент.

При весьма странных обстоятельствах уголовное дело № 92621 было прекращено. В МО и Генштабе многие объясняли это тем, что у руля Генпрокуратуры в то время был Алексей Ильюшенко — приятель Грачева. Ильюшенко, кстати, не один раз посещал ЗГВ и, по рассказам некоторых очевидцев, уезжал оттуда «не с пустыми руками». Уж кого-кого, а Генпрокурора Матвей Бурлаков всегда встречал по первому разряду…

Грачев суд выиграл.

Его победа у многих асов юриспруденции вызывала большие сомнения. Вот мнение известного адвоката Дмитрия Штейнберга:

— Статья 5 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, а именно ее 6 пункт действительно предусматривает возможность прекращения дела по примирению потерпевшего с обвиняемым. Но только по делам, возбужденным в суде по жалобам потерпевших. Однако статья 27, часть 3, говорит о том, что дело, возбужденное прокурором, а именно Генеральная прокуратура возбудила дело по факту оскорбления в средствах массовой информации, не может быть прекращено даже после примирения сторон…

Пройдет не так много времени — и решение суда будет отменено. Похоже, что для Грачева это было пустяковой неприятностью: он никак не отреагировал. А для Поэгли такой поворот дела послужил утешением, вскоре дополненным тем, что на конкурсных торгах он сумел выкупить тот самый одиозный «Мерседес», который доставил много нервотрепок его старому и новому хозяину…

«ИНФОРМАЦИОННОЕ ВАТЕРЛОО»

Развитие событий на Северном Кавказе, приведшее к чеченской войне, особенно ярко высветило новые грани отношений между властью, прессой и армией.

В Генштабе уже полным ходом шла разработка плана войсковой операции, но ни в Кремле, ни в правительстве, ни в Совете безопасности никто и пальцем не шевельнул, чтобы скоординировать эту работу со средствами массовой информации. Ею начали активно заниматься уже после начала войны. И многое тут намеревались делать в стиле советских времен, когда Кремль управлял прессой так же легко, как министр обороны армией. Однако на сей раз сильно поржавевшая информационная машина долго не заводилась.

Пожалуй, самая большая ошибка заключалась в том, что не был учтен принципиально новый характер СМИ в многопартийном обществе.

Если в недавние советские времена Кремль командовал ВСЕЙ прессой, то теперь его власть распространялась лишь на ЧАСТЬ редакций и агентств. Но и при этом деятельность даже управляемых СМИ заблаговременно не была согласована. Кремль слишком поздно обнаружил, что в стране нет органа, который отвечал бы за решение таких вопросов, и поручил их Госкомпечати (о том, что из этого вышло, я еще расскажу).

Были и другие серьезные факторы, которые негативно влияли на спешно формируемую систему информационного прикрытия действий нашей Объединенной группировки на Кавказе. Генштаб разрабатывал план военной операции в условиях политического раздрая в обществе. Впрочем, и в руководстве армии не было единства: раскол в рядах высшего генералитета привел к отставке целой группы известных военачальников.

Общий драматизм ситуации заключался в том, что расчет Кремля на возможность усмирения взбунтовавшейся республики с помощью жестокой военной силы под видом «наведения конституционного порядка» изначально был авантюрным. Однако ни протесты парламента и политических партий, ни открытое отвержение войны народом, ни разлад в рядах армейского командования не смогли предотвратить трагедию.

Наши дивизии и части подкрадывались к границам Чечни, сомневаясь в правоте приказов, которые отдали им президент и министр обороны. Двойственные чувства в душах офицеров и солдат порождала и пресса: одни СМИ яростно протестовали против зреющей войны, другие, ангажированные Кремлем, безудержно, но малоубедительно вдохновляли военных «до конца исполнить долг». Ко всему этому добавлялась изощренная и мощная чеченская контрпропаганда, которую активно поощряли и поддерживали иностранные спецслужбы.

Чеченские агитаторы еще задолго до того, как прогремели первые выстрелы, развернули целеустремленную и эффективную информационную войну против России и ее армии и все полтора года прочно держали инициативу в своих руках. Москва же противопоставляла всему этому разлаженную, «стреляющую в разные стороны» информационную машину, беспомощность и неразворотливость войсковых спецпропагандистов.

Преступная глупость войны вынуждала «кремлевские рупоры» чаще всего пользоваться малоэффективными аргументами — лукавыми лозунгами и примитивной ложью…

* * *