настолько, что перестаем замечать границу между "мною" и "не мною". Под тем, что
мы здесь определяем словом
объект, будь то вещь, животное или человек…
Почему мать может пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти своего
она бессознательно начинает воспринимать его как собственную часть себя. И в
реальности, в силу подобного отождествления, мать, строго говоря, жертвует собой, не
чтобы спасти другого человека, а чтобы спастись самой. Звучит парадоксально, но
таков факт.
Отчего рьяный автолюбитель способен возненавидеть пешехода или другого
водителя, представляющего угрозу его "четырехколесному другу"? Оттого, что он уже
перестает видеть разницу между собой и транспортным средством, которым
пользуется. Он настолько срастается с машиной, что сам становится машиной,
управляемой собственной машиной в той же мере, в которой он управляет ею.
Стирается грань между хозяином и слугой, и оба действуют теперь как единый
организм. И оба делаются вещью одного Владельца, одного Пользователя – Мозга
Биомассы, который зачастую оценивает человеческую жизнь совсем не дороже, а в
большинстве случаев и куда дешевле, чем стоимость вещи.
И весь казус состоит в том, что, как только мы получаем вещь, объект, мы
одновременно получаем и страх –
любовь, но в этот же миг мы обретаем и страх –
изначально, наша жизнь пронизывается печалью.
Печаль – это одна из разновидностей страха.
Мы наделяем ее различными наименованиями, в зависимости от тех или иных
оттенков – грусть, тоска, меланхолия, апатия, депрессия – которыми она окрашивает
наше личное отчаяние, но в своей основе – это спрессованный страх. Тот самый страх,
28
который, направляясь в будущее, переживается как тревога и, разворачиваясь в
прошлое, проявляется печалью.
Существование, тронутое надрывом, становится беспокойным, озабоченным
существом – растерянным, заблудившимся, несчастливым, ненавидящим,
безрадостным существом, утерявшим связь с бытием.
Мы испытываем горе, когда умирает наш близкий. Еще Монтень говорил, что в
этом случае мы плачем не о нем, а о себе. Мы переживаем
лишились какой-то части собственной души.
ушедшем.
Однако, при этом не стоит безоговорочно соглашаться с тем, что в данном случае
проявляет себя во всей своей себялюбивой мощи наш эгоизм. С одной стороны эго
потеряло одну из своих любимых игрушек, выполнявших функцию своеобразного
предохранителя от переизбытка тревожных напряжений души. Но, вместе с тем, мы
также отдавали Другому часть себя – равную той части Его, которой мы наполняли
часть своего внутреннего пространства. И наше единение осуществлялось
поддержанием этой циркулирующей взаимосвязи:
Я
ОН(А)
Отдаю часть себя
Принимает эту часть меня и делает ее
своей
Принимаю часть него и делаю ее своей
Отдает мне часть себя
И на каком-то этапе наших отношений грань между "мною" и "не мною"
стирается:
Это Я
Это ОН(А)
Это Я + ОН(А) = ЯОН(А) = 3-е
существо =
"Наш Внутренний Ребенок"
Состояние ЯОН(А) есть выражение связующего творческого принципа каждого из
нас, рождающего новое существо отношений – "Нашего Внутреннего ребенка",
которого не следует путать с ребенком биологическим. И данный "Внутренний
Ребенок" выражает самую суть нашего союза. Он может быть болезненным, хилым,
уродливым, нежизнеспособным, и таковой, соответственно, становится наша с
партнером взаимосвязь. Если же ЯОН(А) обладает силой, жизнерадостностью,
жизнестойкостью, устремленностью к развитию, здоровьем, то именно такими и
предстают наши отношения.
Мы – родители наших отношений. Потому что мы их зачинаем, зарождаем,
вскармливаем, питаем и воспитываем.
Мы – дети наших отношений. Потому что, выпестованный нами ребенок,
вырастает, набирает силу, делается самодостаточным и, в конце концов, приобретает
родительские полномочия по отношению к нам, и теперь уже он поддерживает нашу
жизнедеятельность.
Мы взаимоузнаваемы, и подобное узнавание является напоминанием,
свидетельством того, что наша жизнь продолжается.
29
Я – только тогда я – когда узнаю себя в другом и через него организую собственное
бытие. Когда же эта обменная связь прерывается, одной из причин чего может