Я скажу, вслед за Альбером Камю, что любой труд – сизифов. Смерть обесценивает
любой труд.
48
А сизифова история – это история обо всех нас. О людях.
Разница лишь в том, что Камю говорил об этом с печалью и едкой горечью. Я
говорю радостно. И радость имеет реальные основания. Сотни тренингов и тысячи
консультаций предоставили мне возможность обнаружить, как радуются люди, когда
постигают простые, очевидные и совсем не суровые факты:
А) Жизнь бессмысленна
Б) Наша жизнь – сизифова история.
Такой момент осознания надо не просто констатировать. Его необходимо пережить.
Тогда с этой точки начинается непрекращающийся праздник. "Праздник, который
всегда с тобой". – Говорил Хемингуэй с подачи Гертруды Стайн. Он имел в виду
Париж. И он застрелился. Классик спутал понятия. Qui pro quo. Париж, как и любой
другой город, не может быть праздником. Праздники внутри, а не снаружи.
Альбер Камю умер рано. От туберкулеза. Что, практически, равносильно
самоубийству. Он не принял своего открытия о бессмысленности жизни. Он не принял
жизни. Он продолжал цепляться за иллюзию смысла. И зачах от чахотки. Либо смысл,
либо жизнь.
Мы подошли к тому, что есть совершенная история.
Это история о Сизифе.
Все остальные темы, сюжеты, сценарии – лишь вариации и оранжировки. Они
лишь создают кажущееся разнообразие и многообразие жизни, этакое буйство бытия.
Наподобие детского калейдоскопа.
Но, прежде всего, калейдоскоп – это труба и пара десятков разноцветных
стеклышек. И, чтобы увидеть узоры, необходимо глазом приникнуть к этой трубе.
Мы смотрим на жизнь и видим мелькающие комбинации ее узоров. Стало быть,
мы – все равно что – в трубе. Поэтому мы не властны что-либо изменить и не
контролируем ход событий.
руках. И он сам ее крутит. В какой-то момент он вообще может отложить ее в сторону.
Иными словами, ребенок распоряжается трубой, а не наоборот.
труба ребенком – несколько натянуто. Не бывает односторонних влияний. Есть
влияния. Ребенок воздействует на трубу. Труба воздействует на ребенка. Назовем это
как – их
Совместное не значит – постоянное. Оно может быть сиюминутным, преходящим.
Совместное не значит – неизменное. Оно может быть непрерывно меняющимся.
Совместное – не то, что находится в одном месте. Но это то, что
месте.
Поэтому Совместное – всегда уместное.
Если соотнести данное понятие с плоскостью психологической терминологии, то
мы обнаружим данное каждым автором свое определение:
Юнг – коллективное бессознательное.
Морено – семейное и групповое со-бессознательное и со-сознательное.
Фромм – социальное бессознательное.
Фулкс – социальное и межличностное бессознательное.
Зинкин – разделенное бессознательное.
Кернберг – культурное бессознательное.
Шелдрейк – морфогенетическое поле.
49
Все указанные авторы, кроме биолога Руперта Шелдрейка, включили в свои
терминологические конструкции слово, введенное в активный лексикон Фрейдом –
бессознательное.
Под бессознательным Фрейд мыслил иррациональную мощную силу, не
доступную непосредственному восприятию разума и управляющую нашими
поступками. В определенной мере бессознательное – это бесы, обитающие в темной
гуще нашего сознания. Они заряжены агрессивной, разрушительной энергией. Они
искушают, совращают, заставляют совершать нас поступки, в которых мы потом
раскаиваемся или за которые расплачиваемся. Фрейд мыслил теологически, будучи
невропатологом. Он был мифотворец и писал свой вариант истории. Кого-то этот
вариант способен излечить.
Последующие приверженцы фрейдовского мифа стали использовать слово
"бессознательное" в качестве своеобразного "заклинательного" штампа.
Но вернемся к ребенку с его калейдоскопом. Как уже было сказано, он не увидит
картинку, если не прильнет глазом к трубе, то есть – не ограничит свой взор. Такое
ограничение можно назвать
Из этого следует: чтобы увидеть нечто, необходимо сузить свой взгляд. Не
расширить, а сузить! До такой степени, чтобы все остальное оказалось невидимым,
чтобы оно просто исчезло, оказалось вытесненным.
И весь парадокс заключается в том, что это исчезнувшее, вытесненное и на самом
деле перестает существовать.
нашем воображении.
В свое время солипсизм было принято ругать как крайнюю, экстремальную форму
субъективного идеализма.
Если бы вам захотелось обидеть некоего философа и вывести его из полемической
игры, то обозвать его солипсистом для этого оказалось бы вполне достаточным.