— Ладно. — Она садится ближе ко мне и гладит мои волосы.
Я знаю, что должен сказать ей. Будет разумным позволить ей возненавидеть меня.
Но я не говорю.
Я позволяю себе чувствовать ее руки. Именно об этом я мечтал. О Леа, когда она прикасается ко мне. Я часто думал, почему у меня не было других проблем. Наркотики или алкоголь. Еще больше траха. Но всегда была Леа, которая сдерживала меня.
Я хочу сказать ей об этом. Поблагодарить ее. Но я плохо себя чувствую. Я ненормальный. Она не знает, что я за человек.
Мои мысли обрываются, и в следующее мгновение, могу сказать, что меня сейчас стошнит. Я открываю глаза. Хватаю подушку, прижимаю к своей груди и меня рвет на стерильную белую ткань. Оттого, что хватаю подушку руки болят еще сильнее, и от этого я чувствую себя еще хуже.
— Я дам тебе еще болеутоляющего, — говорит сестра Леа. — Тебе нужно поспать, хорошо?
Я продолжаю лежать, когда чувствую, как она шевелит мою капельницу. Что со мной не так? Мне не нужны лекарства, чтобы избавиться от боли. Мне просто нужна боль. Когда кто-то протирает мою шею и грудь полотенцем, я не двигаюсь. Теплое полотенце касается моего лица, и я чувствую дуновение воздуха, когда на мне поправляют одеяла. Левая рука сдвигается, и я стискиваю зубы.
— Прости — Холодные руки касаются левого бока. — Нам нужно перевязать это.
— Мне жаль... — голос Леа возле моего уха. Её нежная рука гладит мое лицо.
Ее сестра возится с моей рукой. Я пытаюсь не обращать внимания, но это чертовски больно, и вынуждает мою голову, лицо, и шею гореть.
— Ты можешь... идти, — говорю я между затрудненными вдохами.
Тишина повисает в воздухе.
— Ты знаешь, я не хочу уходить.
— Ты должна.
Ее нежная рука на моем бицепсе, контрастирует с болью в левой руке.
— Я люблю заботиться о тебе, — говорит она. — Я хочу быть здесь.
Лана поднимает мою левую руку за локоть, и я чувствую прохладную подушку.
— Все сделано, Леа. Держи меня в курсе.
Я глубоко вдыхаю с закрытыми глазами. Я ощущаю уход Ланы.
Снова открыв глаза, рядом только Леа. У меня дежавю из прошлого. От воспоминаний кружится голова.
— Я не уйду. Пожалуйста, не пытайся заставить меня. — Ее мягкие руки остаются на моей коже. Чувствую, как матрас прогибается под ее весом. Осторожно перемещаясь рядом с моей правой рукой, которая по-прежнему опирается на подушки, Леа устраивается рядом. Бедро к бедру, плечом к плечу. Я чувствую ткань ее одежды на своей разгоряченной коже. Ее нежная рука на моей груди. Опустив щеку мне на плечо, она выдыхает мое имя.
Её тело мягкое и теплое. Мое холодное и дрожит.
Леа
Почти два года. Вот как долго мы делили стену. Я думала, что знаю о нем многое. Я ошибалась. Сейчас я вижу, что он делал. Он собирал факты обо мне, но он был жадным, чтобы обмениваться ими. Я знала его привычки, знала звук его шагов, как ощущается его рука, мягкость его волос и громыхание его голоса — я была одураченной.
Люк сказал Матери обо мне, он знал обо мне. До ее дома.
Прошло два дня с тех пор, как мы покинули дом Матери, и я все еще разбираюсь в этом.
Я получила достаточно информации для исследования. Я еще не говорила ему, потому что Рэймонд предложил не делать этого, пока он не пойдет на поправку, но мы в доме Люка. Не в клубе, а в его доме. У него есть дом.
Сейчас я стою на кухне. Настоящая кухня со столешницей, черными шкафчиками и блестящей стойкой из нержавеющей стали. В холодильнике лаймовый греческий йогурт, сливочное масло и вишневая кока-кола.
Вне всяких сомнений, самое большое удивление — это мальчик по имени Эхо, сын Люка.
Да. У Люка есть сын.
Эхо восемь, и я уверена, что он не биологический ребенок Люка, потому что он темнокожий. Но Рэймонда сейчас здесь нет, а няня Эхо, пожилая женщина по имени Хейли, и она не тот человек, у которого можно спросить об этом — особенно потому, что Эхо, как правило, всегда с ней.
Я поворачиваюсь к Лане, которая разгадывает кроссворд в Нью-Йорк Таймс за кухонным столом.
— Это все, что они сказали? Рукопись?
Она кивает, не поднимая головы.
— Угу.
Когда я позвонила Лане позапрошлой ночью, она примчалась, но мне кажется, что она думает, будто я серьезно сошла с ума.
— И ты сказала, что Рэй перезвонит им?
Она кивает.
— Ей. Она сказала, что ее имя Ребекка.
Я кусаю губу, и поворачиваюсь, в поисках чистящего набора для плитки. Плитка довольно чистая, но может быть и чище.
Подняв взгляд, Лана ухмыляется.
— Ты и чистка плитки? Хочешь поговорить?
Я качаю головой.
— Ради всего святого, не чисть плитку. Разве Хейли не сказала, что домработница придет через несколько часов?
— Сказала.
Лана толкает меня рукой.
— Или погуляй. Разузнай что-нибудь. Поищи.
Я проверяю радионяню Эхо, в миллионный раз, задаваясь вопросом, усыновил ли его Люк.
— Ладно. Пойду. — Я поворачиваюсь к выходу их кухни. — Лана?
Она поднимает взгляд.
— Да?