Читаем Географ глобус пропил полностью

– Как я могу объяснить тебе, Сашенька, если ты ничего не хочешь знать? – вздохнул Служкин. – Я тебе уже тысячу раз предлагал упростить ситуацию: ты люби меня, а я буду любить тебя, и всё будет хорошо.

– Почему же я не хочу знать? – жалобно сказала Сашенька. – Я хочу! Скажи мне правду – любую, я выдержу. Что там у Будкина с Кирой?

Служкин только махнул рукой.

– Я не могу тебе изложить факты, – начал устало пояснять он, – потому что ты их неверно истолкуешь. Я тебе даю сразу истолкование – верное, потому что со стороны виднее. Но тебе его не надо. Тебе нужны факты. Замкнутый круг, Сашенька. Ты в своей душе как в комнате без окон и дверей. Поэтому и любовь твоя какая-то бессильная. Ты очнись. Свет не сходится клином ни на чём.

Сашенька молчала, опустив голову.

– Н-ну, с-скотина!.. – вдруг закричал Служкин.

Пуджик спокойно сидел в раковине мойки над двумя рыбьими хвостами, как победитель над поверженными вражескими штандартами. Толстый, сытый, немигающий, он очень напоминал филина.

Глава 32

«В том гробу твоя невеста…»

Надя и Будкин ушли кататься на лыжах, а Служкин пёк блины. Большие блины у него рвались и комкались, и он пёк маленькие блинчики, которые называл «пятаками». Уже целая гора томных «пятаков» лежала в большой тарелке. По кухне плавал вкусный синий чад. Тата сидела на полу и напяливала туфельки нереально красивой кукле Барби, которая растопырила на табуретке ноги, как ножницы. Из подъезда донёсся стук лыж по перилам, и в дверь протрезвонили.

– Надя! – закричала Тата, вскочила и бросилась в прихожую.

Первым в квартиру вбежал Пуджик с длинным сугробом на спине. Потом с лыжами вошла Надя – румяная и счастливая, а потом Будкин с бутылкой вина в кармане пуховика.

– Ну да, на лыжах они катались, – с сомнением сказал Служкин Будкину. – До ларька и обратно. Говорит, что астроном, а бежит лишь в гастроном…

– У тебя блины сгорят, – напомнила Надя.

Пока Надя и Будкин переодевались и связывали лыжи, Служкин допёк «пятаки» и вылил на сковородку остатки теста из кастрюли. Получилось нечто вроде Австралии с Большим Барьерным рифом в придачу.

Яркий до изумления закат горел над Речниками. В синей дымке от блинов свет его приобретал апельсиновый оттенок. На столе в блюде, закатив глаза, лежали потные, сомлевшие, янтарные «пятаки». В сковородке щедро лучилось расплавленное масло. Варенье в вазочке от невообразимой сладости стало аж лиловым. Чай приобрёл густо-багровый, сиропный цвет. Даже пышная сметана стеснительно порозовела. Все расселись вокруг стола. Будкин, причмокивая, сразу схватил один «пятак», положил его на широкий, как лопата, язык и убрал в рот, как в печь. Хмыкнув, он оценивающе пошевелил пальцем груду блинчиков.

– Чего таких мелких напёк? – спросил он.

– Поварёшку лень стало мыть. Пипеткой воспользовался.

– Не лазь руками, – велела Будкину Надя, накладывая блинчики в блюдечко Тате. – Ещё неизвестно, где ты ими ковырялся…

Пуджик, не дождавшись подачки, истомился бродить между ножек стола и табуреток, словно в лесу, прыгнул Наде на колени и сразу сунул усы в её тарелку с «пятаками».

Надя стукнула его по лбу:

– Брысь! Я тебе перед уходом полкило куриных шей скормила!

– Куриные шеи? – задумчиво переспросил Служкин. – У нас в школе в столовке всегда суп с куриными шеями. Я диву даюсь, откуда столько шей берётся? То ли курицы как жирафы, то ли многоголовые, как Горыныч… А может, нас там змеями кормят?.. Пуджик-то что, вместе с вами на лыжах ходил?

– Нет, он перед подъездом откуда-то из сугроба вылез.

– Не из сугроба, а из окна подвала, – поправил Надю Будкин.

– В подвале мог бы и мышей нажраться, – заметил Служкин. – Я слышал, он осенью с чёрным котом из третьего подъезда пластался?

– Было дело, – авторитетно подтвердил Будкин.

– То-то я заметил, что год назад все молодые коты чёрные были, а теперь серые пошли… Твой грех, Пуджик? Ты теперь в нашем подвале самый крутой?.. Видел я позавчера из окна, как он со своими мужиками в подвал дома напротив ходил. Бились, наверное, с местными. – Служкин ногой повалил Пуджика на пол и повозил его по линолеуму туда-сюда.

– Надя, смотри, Пуджик умер!.. – испугалась Тата.

– Не, тёплый. – Служкин снова потрогал его ногой.

– Он тёплый от солнца, – печально сказал Будкин.

– На, ешь, – смилостивилась Надя и кинула Пуджику «пятак».

Пуджик мгновенно ожил и бросился к подачке.

– Кстати, – вдруг хехекнул Будкин. – Опять чуть не забыл… Летом ещё хотел подарить, да засунул в бельё и найти не мог, только вчера выкопал… – Он встал, ушёл в прихожую и вытащил из кармана пуховика кулёчек. Из кулечка он вынул красную детскую панамку и протянул Тате. – На, мелкая, носи. Я её в Астрахани на аттракционе выиграл, а куда она мне?

– Примерь-ка, Тата, – попросила Надя.

Тата серьёзно взяла панамку, расправила, осмотрела, слезла с табуретки и стала просовывать ноги в две большие дырки для косичек.

– Это же панама! – ахнула Надя. – Она на голову одевается!..

Тата ещё раз придирчиво осмотрела панаму и солидно возразила:

– Нормальные красные трусы!

Служкин, Будкин и Надя покатились с хохоту.

Перейти на страницу:

Все книги серии Географ глобус пропил (версии)

Географ глобус пропил
Географ глобус пропил

Текст в данном издании публикуется в авторской редакции. Вот что говорит об этом сам Алексей Иванов: «"Азбука" восстановила изначальный текст (зачастую со скабрезными шуточками и поговорками моего героя, которые подчистил стеснительный "Вагриус"). Но самое главное — она восстановила прежнюю структуру, «три круга» в судьбе героя — его жизнь школьника, его жизнь учителя и его жизнь в походе. В варианте "Вагриуса" «круг школьника» был наколот на кусочки и рассыпан по тексту (а половина вообще просыпалась мимо книги). Теперь я доволен и могу получать по мозгам с полным чувством заслуженности этого акта».Alex®Внешне сюжет книги несложен. Молодой биолог Виктор Служкин от безденежья идет работать учителем географии в обычную пермскую школу. Он борется, а потом и дружит с учениками, конфликтует с завучем, ведет девятиклассников в поход — сплавляться по реке. Еще он пьет с друзьями вино, пытается ужиться с женой и водит в детский сад маленькую дочку. Он просто живет… Но эту простую частную историю Алексей Иванов написал так отчаянно, так нежно и так пронзительно, что «Географ глобус пропил», как это бывает с замечательными книгами, стал историей про каждого. Каждого, кто хоть однажды запутывался, терялся в жизни. Каждого, кто иногда ощущал себя таким же бесконечно одиноким, как Виктор Служкин. Каждого, кто, несмотря на одиночество и тоску, никогда не терял способность чувствовать и любить.Азбука®

Алексей Викторович Иванов

Современная русская и зарубежная проза
Географ глобус пропил
Географ глобус пропил

Прозаик Алексей Иванов (р. 1969) с раннего детства живёт в Перми; автор романов «Общага-на-Крови», «Блуда и МУДО», «Сердце Пармы», «Золото бунта», а так же историко-публицистических книг, среди которых «Хребет России», «Message: Чусовая», «Увидеть русский бунт»; лауреат премии «Ясная Поляна».«Географ глобус пропил» – «это роман вовсе не о том, что весёлый парень Витька не может в своей жизни обрести опору, и не о том, что молодой учитель географии Служкин влюбляется в собственную ученицу. Это роман о стойкости человека в ситуации, когда нравственные ценности не востребованы обществом, о том, как много человеку требуется мужества и смирения, чтобы сохранить "душу живую", не впасть в озлобление или гордыню, а жить по совести и любви». (Алексей Иванов)

Алексей Викторович Иванов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература