– Как я могу объяснить тебе, Сашенька, если ты ничего не хочешь знать? – вздохнул Служкин. – Я тебе уже тысячу раз предлагал упростить ситуацию: ты люби меня, а я буду любить тебя, и всё будет хорошо.
– Почему же я не хочу знать? – жалобно сказала Сашенька. – Я хочу! Скажи мне правду – любую, я выдержу. Что там у Будкина с Кирой?
Служкин только махнул рукой.
– Я не могу тебе изложить факты, – начал устало пояснять он, – потому что ты их неверно истолкуешь. Я тебе даю сразу истолкование – верное, потому что со стороны виднее. Но тебе его не надо. Тебе нужны факты. Замкнутый круг, Сашенька. Ты в своей душе как в комнате без окон и дверей. Поэтому и любовь твоя какая-то бессильная. Ты очнись. Свет не сходится клином ни на чём.
Сашенька молчала, опустив голову.
– Н-ну, с-скотина!.. – вдруг закричал Служкин.
Пуджик спокойно сидел в раковине мойки над двумя рыбьими хвостами, как победитель над поверженными вражескими штандартами. Толстый, сытый, немигающий, он очень напоминал филина.
Глава 32
«В том гробу твоя невеста…»
Надя и Будкин ушли кататься на лыжах, а Служкин пёк блины. Большие блины у него рвались и комкались, и он пёк маленькие блинчики, которые называл «пятаками». Уже целая гора томных «пятаков» лежала в большой тарелке. По кухне плавал вкусный синий чад. Тата сидела на полу и напяливала туфельки нереально красивой кукле Барби, которая растопырила на табуретке ноги, как ножницы. Из подъезда донёсся стук лыж по перилам, и в дверь протрезвонили.
– Надя! – закричала Тата, вскочила и бросилась в прихожую.
Первым в квартиру вбежал Пуджик с длинным сугробом на спине. Потом с лыжами вошла Надя – румяная и счастливая, а потом Будкин с бутылкой вина в кармане пуховика.
– Ну да, на лыжах они катались, – с сомнением сказал Служкин Будкину. – До ларька и обратно. Говорит, что астроном, а бежит лишь в гастроном…
– У тебя блины сгорят, – напомнила Надя.
Пока Надя и Будкин переодевались и связывали лыжи, Служкин допёк «пятаки» и вылил на сковородку остатки теста из кастрюли. Получилось нечто вроде Австралии с Большим Барьерным рифом в придачу.
Яркий до изумления закат горел над Речниками. В синей дымке от блинов свет его приобретал апельсиновый оттенок. На столе в блюде, закатив глаза, лежали потные, сомлевшие, янтарные «пятаки». В сковородке щедро лучилось расплавленное масло. Варенье в вазочке от невообразимой сладости стало аж лиловым. Чай приобрёл густо-багровый, сиропный цвет. Даже пышная сметана стеснительно порозовела. Все расселись вокруг стола. Будкин, причмокивая, сразу схватил один «пятак», положил его на широкий, как лопата, язык и убрал в рот, как в печь. Хмыкнув, он оценивающе пошевелил пальцем груду блинчиков.
– Чего таких мелких напёк? – спросил он.
– Поварёшку лень стало мыть. Пипеткой воспользовался.
– Не лазь руками, – велела Будкину Надя, накладывая блинчики в блюдечко Тате. – Ещё неизвестно, где ты ими ковырялся…
Пуджик, не дождавшись подачки, истомился бродить между ножек стола и табуреток, словно в лесу, прыгнул Наде на колени и сразу сунул усы в её тарелку с «пятаками».
Надя стукнула его по лбу:
– Брысь! Я тебе перед уходом полкило куриных шей скормила!
– Куриные шеи? – задумчиво переспросил Служкин. – У нас в школе в столовке всегда суп с куриными шеями. Я диву даюсь, откуда столько шей берётся? То ли курицы как жирафы, то ли многоголовые, как Горыныч… А может, нас там змеями кормят?.. Пуджик-то что, вместе с вами на лыжах ходил?
– Нет, он перед подъездом откуда-то из сугроба вылез.
– Не из сугроба, а из окна подвала, – поправил Надю Будкин.
– В подвале мог бы и мышей нажраться, – заметил Служкин. – Я слышал, он осенью с чёрным котом из третьего подъезда пластался?
– Было дело, – авторитетно подтвердил Будкин.
– То-то я заметил, что год назад все молодые коты чёрные были, а теперь серые пошли… Твой грех, Пуджик? Ты теперь в нашем подвале самый крутой?.. Видел я позавчера из окна, как он со своими мужиками в подвал дома напротив ходил. Бились, наверное, с местными. – Служкин ногой повалил Пуджика на пол и повозил его по линолеуму туда-сюда.
– Надя, смотри, Пуджик умер!.. – испугалась Тата.
– Не, тёплый. – Служкин снова потрогал его ногой.
– Он тёплый от солнца, – печально сказал Будкин.
– На, ешь, – смилостивилась Надя и кинула Пуджику «пятак».
Пуджик мгновенно ожил и бросился к подачке.
– Кстати, – вдруг хехекнул Будкин. – Опять чуть не забыл… Летом ещё хотел подарить, да засунул в бельё и найти не мог, только вчера выкопал… – Он встал, ушёл в прихожую и вытащил из кармана пуховика кулёчек. Из кулечка он вынул красную детскую панамку и протянул Тате. – На, мелкая, носи. Я её в Астрахани на аттракционе выиграл, а куда она мне?
– Примерь-ка, Тата, – попросила Надя.
Тата серьёзно взяла панамку, расправила, осмотрела, слезла с табуретки и стала просовывать ноги в две большие дырки для косичек.
– Это же панама! – ахнула Надя. – Она на голову одевается!..
Тата ещё раз придирчиво осмотрела панаму и солидно возразила:
– Нормальные красные трусы!
Служкин, Будкин и Надя покатились с хохоту.