Географ глобус пропил

— Это вас, — выглянув, сообщил Старков.

— Скажи, я занят…

Но тут Старкова властно отодвинули с дороги, и в кабинет вошла Угроза Борисовна собственной персоной.

— Виктор Сергеевич, я вас прошу пройти ко мне прямо сейчас, — ледяным тоном произнесла она.

— Роза Борисовна, я сейчас провожу контрольную работу за четверть и не могу отлучиться, — сжав зубы, ответил Служкин.

«Контрольная!.. За четверть!» — изумленно ахнула профессура.

— И тем не менее я повторяю свою просьбу.

— А я повторяю, что сейчас не могу отлучиться, — в отчаянии отчеканил Служкин. — И прошу вас не мешать мне вести урок.

Девятый «а» изменился в лице.

Угроза покачнулась, но выстояла. Она развернулась, вышла и грохнула дверью. Профессура подпрыгнула за партами. Служкин успел заметить потрясенный взгляд Маши Большаковой и тотчас уткнулся в раскрытый классный журнал. Уши его были свекольного цвета.

До конца урока насмерть сраженная красная профессура не издала ни звука. После звонка девятиклассники тихо, как с похорон, покинули кабинет. Служкин надел пуховик, прикрывающий позорную пробоину, и бежал с поля сражения домой, не заглянув к завучам и даже прошмыгнув мимо их двери на цыпочках.

На следующий день Роза Борисовна не ответила на служкинское «здрасьте». И на другой день тоже. А потом Служкин и сам не стал здороваться. Близились каникулы, и можно было надеяться, что после них конфликт забудется сам собою. Оставалось только пережить итоговый педсовет за третью четверть, прогулять который было опаснее, чем убить Розу Борисовну.

Служкин явился на педсовет, старательно теряясь в толпе учителей и сел в сторонке на самое незаметное место. Итоги четверти подводили долго, с перебранками. И учителя, и Роза Борисовна распалились. Наконец речь дошла до учителей-предметников.

— География! — в последнюю очередь объявила Роза Борисовна и стала демонстративно долго разыскивать в папке служкинский отчет.

— Вызывает недоумение дифференциация оценок по географии у девятых классов, — сказала Угроза. — В «а»-классе почти у всех пятерки, в «бэ» — четверки, в «вэ» — тройки. Чем вы это объясните, Виктор Сергеевич? Конечно, эти классы мы составляли из сравнительно равных по силам учеников, но ведь не может быть, чтобы в «а» средний балл был четыре и семь, а в «вэ» — три и один!

— Что заработали, то и получили… — пробормотал Служкин.

Угроза сделала большую паузу, раздавливая его тишиной.

— Лично у меня, — начала она, — складывается ощущение, что дело тут не в знаниях учеников, а в личных пристрастиях учителя, то есть в личности самого Виктора Сергеевича. Насколько я знаю, педагогические приемы Виктора Сергеевича довольно далеки от традиционных. К песням, которые он исполнял на уроках в первой четверти… — Тут смех прокатился по учителям. — … в третьей добавляются еще и массовые прогулы, инициируемые учителем, катания с горок вместо экскурсий, в которых Виктор Сергеевич участвует наравне с учениками, и многое другое. Сама я лично видела Виктора Сергеевича вместе с учениками влезающим с улицы в окно своего кабинета на втором этаже, а на мое замечание он в присутствии всего класса отреагировал с таким пренебрежением, которое граничит с хамством…

Угроза раскатывала Служкина в блин еще с четверть часа.

— Итак, Виктор Сергеевич, — закруглилась она, — четвертая четверть для вас становится решающей. В это время мы формируем педколлектив для работы в следующем году, и я не исключаю, что наш коллектив отнесется к вашей попытке занять в нем место не очень одобрительно. Впрочем, все зависит от вас.

Разгромом Служкина педсовет и закончился. Руины Служкина, дымясь, сидели за партой, когда все учителя начали с облегчением вставать и греметь стульями. Служкин не поднимал глаз. Кира, проходя мимо него, помедлила и насмешливо сказала:

— Ну ты да-ал…

Служкин помолчал, кивая головой, и согласился:

— Дал, да потом страдал.

— И это все твои комментарии?

— У париев нет комментариев.

Глава 39 ОКИЯН ОКАЯН

На каникулах Служкин сидел дома, и однажды заявилась Ветка.

— Блин!.. — еще в прихожей начала ругаться она, стаскивая сапоги. — Замерзла как собака в этом долбаном автобусе!.. Дай, Витька, чаю горячего, а то околею!..

Служкин пошел ставить чайник, а Ветка кричала из прихожей:

— Уж апрель на подходе, Кама и то вскрылась, а холодрыга собачья! Когда же зима закончится? В лужу еще вляпалась до колен!..

Она прошлепала мокрыми носками на кухню, плюхнулась на табуретку и бесстыдно задрала ноги, приставив ступни к батарее.

— У вас еще греют, сволочи… — завистливо заметила она.

— Как поживаешь? — спросил Служкин.

— Да чего там!.. — махнула рукой Ветка и с ходу принялась рассказывать про какого-то Коромыслова, который ей проходу не дает.

— Ты, старая дура, заколебала уже, — с досадой сказал Служкин. — Сама-то чего творишь? А еще на Колесникова наезжаешь…

— Кстати! — перескочила Ветка. — Мне тут девки знакомые описали ту бабу, с которой его видели. Ну вылитая твоя Рунева! Слушай, дай мне ее фотографию, чтобы девкам показать…

— Иди ты на фиг! — обозлился Служкин. — Еще я не участвовал в твоих дознаниях!..