Географ глобус пропил

— Подумаешь, в девочку влюбился! — бесстрашно сказала Ветка и пренебрежительно махнула сигаретой. — Что, твоя девочка окочурится, если ты с кем-нибудь потрахаешься? Да уж она сама небось не девочка и такие фортеля откалывает — только шуба заворачивается! Тоже мне, нашел повод для воздержания!

— Ну, мне как-то перед собой неудобно… — промямлил Служкин.

— А кто только что говорил, — Ветка скорчила рожу и пропищала: — «Никого не делать залогом своего счастья»!.. Тебе такое счастье привалило — ни Колесникова, ни Шурупа, ни Нади, ни Таты, да я еще сама навязываюсь, — а ты за какую-то салагу уцепился!..

Служкин озадаченно поскреб затылок.

— Ну, в общем-то, ты права, — подумав, согласился он. — Только давай хоть водку допьем…

В комнате Ветка разодрала диван и с аппетитом сообщила:

— Еще никогда я не изменяла Колесникову в супружеской постели!

Ветка начала быстро раздеваться, расшвыривая вещи.

— Иди сюда, — велела она, валя Служкина на себя. — Под тобой, как под велосипедом… Ты, Витька, не думай, что чик-чик — и готово. Ты у меня сейчас работать будешь, как негр!

И Служкин действительно работал, как негр. Под его руками и губами Ветка бесстыже вертелась и корчилась, рычала, орала и материлась, мотала головой, колотила пятками, царапалась. Со стороны могло показаться, что Служкин в постели сражается со стаей бандарлогов.

— Сильнее, грубее, вот так, вот тут, — хрипло поучала Ветка, зажмуривая глаза. — Я тебе баба, а не микрохирургия!.. А-у-ум-м!..

Через некоторое время они упали с дивана на пол, и мокрая от пота Ветка, отползая от Служкина, простонала:

— Если, Витька, я еще раз кончу, то лопну…

Они полежали на полу, отдохнули.

— Давай теперь я тобою займусь, — подползая обратно, сказала Ветка. — А то у нас с тобой пока еще только рукопашная была…

— Валяй, — согласился Служкин. — Теперь ты будешь негром.

Однако негра из Ветки не получилось. Сколько она ни трудилась, чего бы ни выдумывала, ничего не помогло. Наконец Служкин начал отпихивать ее, страдальчески кряхтя:

— Ну тебя на фиг… Не видишь — один обмылок остался… Все, приехали, бензин кончился…

— Что же мы, толком и не потрахаемся?.. — усаживаясь, обескураженно спросила Ветка.

— А я что поделаю? — грустно сказал Служкин.

— Ну не расстраивайся. — Ветка извиняюще погладила Служкина по колену. — Мне с тобой и так было просто зашибись — чуть в космос не улетела. В другой раз все будет нормально… Только не внушай себе ничего.

— А чего мне внушать? — удивился Служкин. — Я и так про себя все знаю. Дома хожу как «тэ»-тридцать четыре…

— Тем более.

— Это, Ветка, судьба, — убежденно сказал Служкин. — И ничто иное. Сама посмотри, как она из меня насильно святого делает.

— Пить надо меньше, — философски заметила Ветка.

Глава 46 ОБА БЕРЕГА РЕКИ

Первые сутки

— Пермь-вторая, конечная! — хрипят динамики.

Колеса трамвая перекатываются с рельса на рельс, как карамель во рту. Трамвай останавливается. Пластины дверей с рокотом отъезжают в сторону. Я гляжу с верхней ступеньки на привокзальную площадь поверх моря людских голов.

Над вокзалом, за проводами с бусами тарелок-изоляторов, за решетчатыми мостами, за козырьками семафоров — малиновые полосы облаков. Небо до фиолета отмыто закатом, который желтым свечением стоит где-то вдали, за Камой.

Хоть времени и в обрез, я иду в толпе медленно, чтобы ненароком не сбить кого своим огромным рюкзачищем. Гомон, музыка, шарканье шагов, свистки, перестуки. Издалека я замечаю свою команду у стенки правого тоннеля.

Девочки смирно сидят на подоконнике. Пацаны курят. Рюкзаки составлены в ряд. Ученички мои, конечно, вырядились кто во что горазд. Маша и Люська в кроссовках, брючках и разноцветных импортных куртках. Отцы в телогрейках, брезентовых штанах и сапогах. С Градусовым вообще беда. Под свисающей с плеч рваной курткой — тельняшка, заляпанные известкой трико подпоясаны солдатским ремнем, на ногах — мушкетерские болотники с подвернутыми голенищами. На рыжем затылке висит длинная лыжная шапочка с красным помпоном. М-да, походнички… Девочки словно бы на пикник собрались, отцы — в колхоз, а Градусов — вообще в армию батьки Махно.

— Опаздываете на пятнадцать минут, — строго говорит мне Бармин.

— Думали, совсем не придете, обломаете… — гнусавит Тютин.

— Надевайте свои сидоры, — велю я. — Дома ничего не забыли?

И тут раздается дикий крик. Люська закрывает лицо руками.

— Я сапоги забыла! — Она таращит глаза сквозь пальцы.

— Ну все! — Я ожесточенно машу рукой. — Поход отменяется!

— Из-за нее одной все страдать должны?.. — расстраивается Тютин.

— Да фиг с ее сапогами, — говорит Деменев.

— Дура, блин! — орет Градусов. — Корова! Чего из-за нее поход отменять, Виктор Сергеевич! Если она ноги промочит, я ей их на фиг оторву, чтобы не заболела, и все дела!

Маша смеется. Бармин глядит на часы.

— Да суетитесь живее, лопухи, — тороплю я.

— Накололи, да? — доходит до Градусова, и он яростно пихает Тютина: — Шевели рейками, бивень! Из-за тебя опаздываем!