Геометрическая поэзия

То ангел или бес роняет слёзы?

То сотворённый Господом кумир

Разрушил наши розовые грёзы?

Погасло солнце, видимо, навек,

И заложило ультразвуком уши;

Сочтён, увы, наш неуместный век.

Я вас прошу: спасите наши души!

Дым

Клубился над рекой молочный дым,

Спускался с берега белесым покрывалом,

И расплывался живописный Крым

В долине моря выцветшим туманом.

Молчали горы. Старый Кара-Даг

Угрюмо возвышался среди ночи.

Мерцал вдали невидимый маяк,

Раскрыв свои беспомощные очи,

И спало небо под большим крылом

Белесого молочного тумана,

И отражался в море миражом

Весь Млечный путь седого океана.

Парил в вершинах гор прозрачный дым,

И таял он, не белый и не чёрный,

И отправлялся к берегам чужим

Фрегат, на родине любовью обделённый.

Скатился с гор бесформенный туман,

Оставив позади пустынные просторы,

И меж ущелий гордый караван

Печально плыл в расколотые горы.

Плескался над рекой молочный дым,

Взошла луна над небом полумёртвым,

И силуэтом огорчённый Крым

Мерещился над морем сине-чёрным.

Судный день

Настанет в моей жизни страшный день:

Луну закроет солнечная тень,

И души всего мира, всех времён –

От дней сегодняшних до вымерших племён, –

Все соберутся вместе перед тем,

Кто создал этот образный гарем;

Кому обязаны и ласковым добром,

И пожирающим и необъятным злом,

И чувствами, сожжёнными в огне,

И жизнями, погибшими в войне,

И всем, что человечий глаз

В вселенной видел много-много раз.

И я тогда спрошу: «Мой Господин,

Что от рождения до старческих седин

Судьбу мне прописал, скажи, зачем

Ты создал этот образный гарем?

Зачем сейчас стоим перед тобой,

Все с одинаково прописанной судьбой?»

И Он ответит мне: «Затем, дитя,

Чтоб в этой жизни не был один Я;

Чтоб во Вселенной чистая любовь

Кому-то грела стынущую кровь;

Чтоб каждый жизнь, прописанную мной,

Переписал по новой, по живой».

И я задумалась — мне было не понять,

И кредо мироздания не внять.

Толпа людей рассеялась, как дым,

Представившись не больше, чем иным.

И я его спрошу: «Мой Господин,

В пространстве космоса оставшийся один,

Как долго в лабиринте страшной тьмы

Ты собирал разбитые умы?»

И он ответит мне: «Дитя грехов,

Постигнувшее проповедь волхвов!

Ведь я и есть та тьма, что гложет мир

Под грузным перекрестием рапир.

Мне подчинилась стонущая мгла,

У ног моих, послушная, легла,

И свет мне подчиняется, и тот,

Кто обращает вспять Вселенной ход».

И неизбежно подойдёт к концу

Мой Судный день, и голову венцу

Подставлю я, покорная судьбе,

Потерянная в яростной толпе.

Но я его спросила: «Господин

И знаний сего мира исполин,

Открой мне тайну: кто я и зачем?

Хочу узнать я вскоре перед тем,

Как снова жизнь с прописанным концом

Украсить полувысохшим венцом

Придётся мне, и рухнет прежний мир

Под грузным перекрестием рапир.

Скажи, в чём смысл жизни мой?!..»

И промолчал Всевидящий Творец,

Начала всех начал Святой Отец,

И завершился личный Судный день,

Рассеявшись в невидимую тень.

Ноябрь

Трепещет лист, забытый ветром

И стужи яростным оркестром –

Их медных труб голодный вой

Его накроет с головой.

Прилёг на землю первый снег,

И жизни радостный побег

Упал, сражённый наповал

Клинком неосторожных скал.

Ноябрь спал; парил, как птица.

Людей невидящие лица

Смотрели вдаль, где в мёртвой мгле

Цветы грустили о тепле.

Один бутон в сухих углях

Уснул, как в сказочных полях;

Его беспечный, вечный сон

Не беспокоит скорби стон.

Дом тонким инеем покрыт,

От глаз чужих в метели скрыт,

И снег искрится, как алмаз.

Зимы суровой зоркий глаз

Туманом осени прикрылся

И в нём безвременно забылся,

Как забывался каждый год

Под грузом тягостных забот.

Лес шелестел, и струны ветра

Под звуки сонного оркестра

Тихонько пели в тишине

Сонату матовой луне.

О Рождестве и розах

Прошёл декабрь, впереди — январь.

Я снова жду рождественское чудо.

Такой уютной желтизной фонарь

Дорогу освещает. Беспробудно

Спят у обочины безмолвные снега,

Искрится лёд под нашими коньками,

И Рождество проходит сквозь века,

И снова с озорными огоньками.

Чай остывает. Праздничный мороз

Меня опять по-своему ласкает,

И на бутонах полумёртвых роз

Он кружева с любовью вышивает.

О розы, розы… Наше Рождество

Ваш цвет прогнало. За полярным кругом,

По-прежнему не веря в волшебство,

Вы всё равно цветёте полукругом.

И стонет ветер высоко в горах,

Там, где когда-то Санта Клаус

С оленьей упряжью, на именных санях

Промчался. Одинокий Крампус

Скакал за ним, один из сыновей

Холодной тьмы и братец Николая.

Потом за неода́ренных детей

Благодарил, свирепо завывая.

Эх, Рождество… Ты чудо или мрак?

Я поняла твой смысл спустя годы:

Что ты для нас не друг, но и не враг,

А просто изменение погоды.

Прошёл декабрь, впереди — январь.

Забудь о том, что было и что будет.

Перевернула старый календарь

С надеждой, что судьба меня забудет…

Рождество

К двери подкралось рождество,

И снежный тонкий колокольчик

Впустил к нам в окна волшебство.

Оповестил дверной звоночек

О том, что скоро тонкий лёд

Холодной тысячей осколков

Прогонит уходящий год

В пучину бывших самородков.

А новый, ласково светясь

Своими яркими огнями,

На главной площади кружась,

Зажжёт Москву под фонарями.

Не спит суровая метель,

Не дремлет радостная вьюга,

И сторожат святую ель

Все члены праздничного круга.