Осадки в России обильнее всего там, где почва всего беднее и, в отличие, например, от Западной Европы, на протяжении всего года распространяются крайне неравномерно. Географическое и сезонное распределение осадков является основной причиной того, что в среднем один из трех урожаев оказывается неудачным.
Период, пригодный для сева и уборки урожая, в России весьма краток. В таежных и северо-западных регионах он длится всего четыре месяца в году, в центральных областях – пять с половиной месяцев, в степи – полгода. Для сравнения, в Западной Европе этот период длится восемь-девять месяцев, иными словами, там природа отводит на 50–100% больше времени на полевые работы59
.Результатом плохих почв, капризных осадков и короткого периода полевых работ явилась низкая урожайность в России. Коэффициент урожайности в средневековой Европе обычно составлял 1:360
(одно посеянное зерно приносит три зерна)61, в лучшем случае 1:4. Это минимальная урожайность, при которой имеет смысл заниматься хлебопашеством, ибо ее хватает, чтобы прокормить население. В конце Средних веков западноевропейская урожайность выросла до 1:5, на протяжении XVI – начала XVII вв. она продолжала улучшаться и достигла уровня 1:6, 1:7. К середине XVII века страны развитого сельского хозяйства регулярно добивались урожайности 1:10. Считается, что благоприятные условия для развития региона создаются при урожайности не менее 1:5. Россия же в средние века получала, как правило, урожаи 1:3, однако, в отличие от Запада, в последующем резкого подъема урожайности не наблюдалось: в недород урожай падал до «сам-друг», в хорошие годы поднимался до «сам-четверт» и даже «сам-пят», но в основном держался на уровне «сам-третей»62. Такой урожайности хватало, чтобы прокормиться, но создать изрядные излишки было затруднительно.Разрыв в производительности сельскохозяйственного труда между Западной Европой и Россией с течение времени увеличивался. В конце XIX века с участка таких же размеров в России собирали лишь одну седьмую английского урожая, менее половины французского, австрийского и несколько более половины германского63
. В том, что производительность сельского хозяйства в России была самой низкой в Европе, виноваты не только природные условия, но и отсутствие рынков сбыта64 (малая численность городского населения, неразвитость внешней торговли).Из-за низкой доходности хлебопашества, нерентабельности интенсивного хозяйствования65
и при значительном росте населения оставался лишь один выход – освоение новых земель.Экспансию осуществляли и другие народы, так что территориальные вопросы тогда решались почти исключительно силой оружия.
Обратимся – под углом зрения геополитики – к истории, ибо «мы вопрошаем и допрашиваем прошлое, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем» (В. Белинский).
До половины XVI века русские продвигались прежде всего в западном и северо-западном направлении: на пути в южные степи непреодолимой стеной стояли воинственные кочевники, с востока Сибирь наглухо закрывала сперва Золотая Орда, а затем ее наследники – Казанское и Астраханское ханства, север был открыт, но негостеприимен.
Хотя продвижение России в Прибалтику чаще всего связывается с завоеванием Лифляндии и Эстляндии в период Северной войны 1700– 1721 гг., на самом деле восточное славянство и православие неизменно присутствуют здесь на протяжении всей письменной истории восточной части этого региона.
Поскольку этот вопрос в последнее время стал политически актуален, рассмотрим его подробнее.
Русские люди, по крайней мере с XII века, не только появляются в этих краях с оружием, но и постоянно живут там. С незапамятных времен восточные славяне, прежде всего кривичи, живо контактировали с племенами, населявшими земли нынешней Латвии: земгалами, куршами, латгалами, селами, ливами и вендами. В X–XII веках эти земли – сфера прочного политического влияния Древнерусского государства, в особенности Полоцкого княжества. Среди прочих племен, плативших ему дань, упоминаются курши, земгалы, ливы, латгалы и селы. Оживленная в то время торговля Руси с Европой по Западной Двине привела к появлению двух полоцких форпостов – городков Кукейнос и Герсике66
.