Антивосточный аспект критики евразийских идей был, пожалуй, одним из самых широко распространенным на «антиевразийском фронте». Так, И. Ильин называл евразийскую концепцию «“чингисхамством”, уничтожающим русскость»[45]
. Он отмечал, что евразийцы решают духовный вопрос через географическое и этнографическое «припадание», что есть само по себе «географический материализм все снижающий и упрощающий»[46]. Ему вторил, отошедший в 1926 году от евразийства теолог Г.Флоровский (кстати, свояк П. Н. Савицкого): «В историософическом развитии по Чингисхану есть двоякая ложь: и крен в Азию, и еще более опасное сужение русских судеб до пределов государственного строительства»[47]. По его верному замечанию, в евразийской историософии «подлинным субъектом исторического процесса и становления оказывается как бы территория, – даже не народы. Поэтому история русского народа и растворяется для них в истории Евразии как своеобразной среды и “месторазвития”»[48].Но были и положительные отзывы. Историк-медиевист П. М. Бицилли, какое-то время сотрудничавший с евразийскими изданиями, разделял некоторые положения геополитической теории П. Н. Савицкого, при этом критиковал его за «пристрастие к условным речениям, символике»[49]
. Он положительно оценивал теорию России-Евразии, в которой, по его мнению, «было схвачено все своеобразие и вся сложность русской национально-имперской проблемы»[50].Особо большое значение историк придавал теории двух типов империализма (континентального и океанического) Савицкого. Все эти слагаемые, по его мнению, составляли «
Историк-востоковед В. П. Никитин, увлеченный евразийскими идеями, отмечал, что «труд Савицкого о географических особенностях России является одним из достижений переплавки русского сознания в горне революционного становления»[53]
. Никитин полностью разделял евразийское восточничество.Интересны своей оригинальностью замечания харбинского эмигранта, историка Вс. Н. Иванова по поводу концепции П. Н. Савицкого. В ее ориентализме он находил «асфальт парижских бульваров», считая, что евразийцы «смотрят на Азию оттуда, из Европы»[54]
. Иванов расценивал поиски синтеза, «средней линии» между Востоком и Западом, как попытки «искажения силового образа из физики» в исторической реальности[55]. Историк считал, что евразийцам не хватает воли отказаться от «европейской» составляющей своей геософии, что находило отражение в названии этого движения («евразийство», а не «азийство») и определиться, «к какому же из двух мировых очагов культуры мы чувствуем тяготение»[56].Неоднозначно к идеям Савицкого относился идейный вдохновитель «сменовеховства» Н. В. Устрялов. В письме к П. П. Сувчинскому (1926 г.) Николай Васильевич заметил, что «историософские категории евразийства слишком все-таки схематичны, рассчитаны слишком большие сроки и нуждаются в прагматических истолкованиях и дополнениях»[57]
. Но геостратегическую концепцию России как «континента-океана» Устрялов разделял[58]. Тогда как Н. А. Бердяев подверг ее критике. По его мнению, евразийцы, выступая за создание замкнутого «обособленного мира» в сущности своей являются «антиевразийцами», поскольку «они хотят, чтобы мир остался разорванным, Азия и Европа разобщенными»[59].Особую оценку историко-географической концепции П. Н. Савицкого давали ученые-естественники. Так, Н. М. Могилянский весьма положительно отозвался в своей рецензии на книгу П. Н. Савицкого «Географические особенности России. Часть I. Растительность и почвы», ставя в заслугу «главному евразийцу» попытку систематизировать географию России[60]
. Однако настороженно относился к терминологическим нововведениям евразийца. В частности, это касалось России-Евразии. Могилянский полагал, что внутренняя демаркация в «цельном» третьем мире все же существует, проходя по Енисею, а не по Уралу[61]. Также и Б. Н. Одинцов отрицал физико-географическую целостность России-Евразии[62].Особый предмет для дискуссий в эмигрантской среде составила проблема научной и практической значимости выводов историко-геополитического анализа советской действительности 20—30-х гг. П. Н. Савицкого, связанная с вопросом о политической действенности самого евразийства.
Очень метко был охарактеризован евразийский подход к анализу советской действительности анонимным автором «Последних новостей» в статье «Два лица евразийства», который указывал на то, что евразийство двусмысленно: первый его смысл, «лицо» – это проповедь идеального государства, а маска – это «тактика», которой евразийство прикрывается по отношению к большевистской власти»[63]
.